Dixi

Архив



Людмила КРЫМОВА (г.Мурманск) АВАРИЙНЫЙ УЧАСТОК

Крымова

Генеральный директор городской управляющей организации Иван Погодин перечитывал резюме Алексея Дубова с перечнем личных качеств соискателя: «Организованность. Дисциплинированность. Ответственность. Умение работать в коллективе. Способность выделять первоочередные задачи рабочего процесса и находить методы их решения. Способность обрабатывать большой объем информации. Устойчивость в стрессовых и конфликтных ситуациях. Отсутствие вредных привычек и личных проблем».

Свой трудовой стаж соискатель открывал, а затем приумножал в береговой организации. Начиная с должности инженера, Алексей дослужился до начальника планово-экономического отдела в торговом порту. Проработав одиннадцать лет, ушел по сокращению. С ситуацией, происходившей в порту, осведомлены были все местные жители. Во-первых, городок небольшой. Во-вторых, СМИ и «сарафанное радио» давали информацию противоречиво-исчерпывающую, но претендующую на достоверность.

Итак, опыт работы у соискателя — достойный, в том числе и на руководящей должности. Кандидат научен излагать свои мысли, но… к сожалению, в резюме упоминался неприятный довесок — многодетность. Детей у Алексея в его тридцать шесть было четверо.

Отсутствием «личных проблем» такой экстремальный имидж назвать весьма трудно.

Брать человека с улицы всегда рискованно, а на должность начальника отдела конкурсный отбор — дотошный, придирчивый, жесткий. Званые знакомые генерального, проработав пару-тройку месяцев, оказывались недостойны.

В управляющей организации от изобилия жалоб жильцов и судебных разбирательств текучесть кадров бывает подобна внезапному оползню или цепной реакции. Написать заявление «по собственному» в один день может весь отдел в полном составе, включая начальника. А утром следующего дня — этот же процесс может повторить соседний этаж.

Раскаленный гнев счастливых обладателей отдельно взятых частей железобетонных конструкций в самой непредсказуемой фазе своего бытия требует рабочих рук, рассудительно мыслящих голов: человеческих ресурсов. Это вечно клокочущее возмущение квадратометроблюстителя, категорически не желая находиться вблизи с прорванной канализацией, текущими трубами, искрящимися оголенными электропроводками, почему-то не в силах смиренно созерцать увлеченно бездействующих слесарей.

В автономном состоянии сметный был, по сути, около полугода. Подумав, Иван Михайлович пригласил шестерых соискателей к себе на собеседование, в том числе и Алексея Дубова.

В кабинет генерального вошел высокий плечистый улыбчивый мужчина в темно-синем костюме. Зачесанные назад волосы были собраны в резинку. Небольшая аккуратно подстриженная борода выдавала в нем представителя субкультуры.

— Да ты байкер! Тогда это все объясняет, — радостно выпалил генеральный и, схватив его под локоть, усадил за стол. Окружающие люди реагировали на Алексея дружелюбно. Он был легким в общении человеком. Ненавязчив. Алексей не стал дипломатично любопытствовать о «байкерских» умозаключениях собеседника, а возможно в скором времени и шефа.

 

Когда в коллективе появляется новый сотрудник, коллеги проявляют интерес к новичку, не исключая и его личной жизни. Мужчины, перезнакомившись в течение дня, легко убедили новоиспеченного сослуживца «проставиться за новую должность», хотя до первой зарплаты было еще далеко. Алексей не сопротивлялся, потирая ладони рук в предвкушении расстегаев супруги.

После работы, оставив своих «коней» на стоянке возле компании, сослуживцы расположились в просторном минивэне. Им было интересно в новичке все, в особенности же: почему их новый начальник остановил свой выбор на модели автомобиля, рассчитанной для внушительного количества пассажиров.

— Табор, что ли, собираешься на ней возить, — глядя на два детских кресла, спрашивал его заместитель Павел.

— Планирую, а там как Бог даст, — улыбаясь, ответил Алексей.

Зайдя в квартиру к новому сослуживцу, сотрудники поначалу осторожно ступая с опаской и оглядкой на зажженную при них Алексеем лампаду перед иконами, проходили по комнатам.

— Супруга, видимо, еще не приехала из поликлиники. Значит, у нас есть шанс съесть все расстегаи. И кулебяку с палтусом, — Алексей приоткрыл салфетку на блюде.

В квартире пахло выпечкой и чем-то еще. Чем-то знакомым...

— У тебя здесь запах, как в церкви. О! И кадило горит, — онемел другой сослуживец Игорь, глядя на зажженную хозяином лампаду, от неожиданности и от удивления не в силах сдвинуться с места. — А как же мы пить-то будем, если у тебя тут все… такое… — продолжал водить руками по воздуху Игорь, изображая ему одному ведомо что.

— Помолимся и будем. Я только быстро картошки начищу, а то ведь мои весь день в поликлинике. С утра освоили курс помощников пекаря и убежали на прививку, — ответил Алексей, занося с лоджии полмешка картошки.

За полиэтиленовую разодранную мешковину зацепился какой-то крюк. Павел, стоявший ближе всех, с готовностью помог Алексею отцепить от мешка непослушное железо. Павел успел заметить в одном конце лоджии стойку со штангой и скамью, а в другом — складной многофункциональный тренажер.

Мужчины взяли ножи и стали помогать хозяину, вспоминая при этом, как каждый из них в армии чистил картошку тоннами.

— А на гражданке уже и не помню, когда последний раз, — признался инженер Федя. — Припоминаю: когда пригласил в первый раз свою в гости.

— Свою… еще подругу или жену днесь? — переспросил Алексей.

— Щ-щас, жену!.. Подругу, — неуверенно и небрежно бросил Федя.

— А почему кисло и мрачно? Поссорились опять? — любопытствовал последний напросившийся гость — Василий.

— Все как обычно. Ей плохо, ее тошнит — жалейте ее! А я с работы пришел уставший и голодный. Эти квартиросъемщики мозг пудрят каждый день — сами не знают, что им надо. Аварии сначала устраивают, а ты потом составляй им смету для суда!

Алексей поинтересовался, от чего Федину подругу тошнит, ведь если они живут вместе как супруги, то она вполне вероятно может быть и беременна. И тогда ему необходимо срочно отвезти и показать ее врачу, чтобы беременность проходила благоприятно.

— Ты с луны, что ли, свалился, Лёха! Раньше бабы в поле рожали, — чуть со стула не упал Федор.

В квартиру, шурша комбинезонами и пакетами, полными продуктов, зашли дети с мамой. Девочка аккуратно, сняв сапоги, занесла младенца в комнату, а двое других начали помогать маме себя раздевать. Алексей встречал свою фамилию в прихожей и расцеловывал каждого из них по отдельности: «родненьких», «дорогих» и «труженицу свою». Труженица взахлеб рассказывала о той очереди, которую им пришлось выстоять, пробыв целый день в поликлинике:

— Слава Богу! Слава Богу! Столько грудничков! Такая очередь! Наши женщины наконец-то начали рожать, — подытожила она.

— Светлана, — представилась труженица, заходя на кухню, на ходу бережно прикрывая крестным знамением растущий живот.

Алексей подставил жене ведро очищенной картошки и спросил, чем ему еще помочь Клэр. Светлана ответила ему на каком-то далеком непонятном языке…

Наконец-то перебравшись в другую комнату и оставшись одни «без этих баб» сослуживцы, наслаждаясь выпечкой хозяек, принялись рассказывать Валерию традиции, обычаи, а заодно и новости организации, в которой ему предстояло работать. Перемыв вволю косточки всем сотрудникам и воспользовавшись небольшой паузой, Федор спросил у Алексея о причине его многодетности:

— Вы предохраняться не умеете? Или твоя боится аборты делать?

— Зачем же аборты делать? Можно подождать пока ребенок родится, а потом спокойно грякнуть его головой об стенку, — Алексей улыбнулся.

— Я не говорил про такое живодерство, — пролепетал Федя.

— Для чего мне пичкать противозачаточными ядами свою жену, — уже серьезно заговорил Алексей, — если они будут перестраивать ее гормональный фон? Через пару лет приема противозачаточных препаратов женщина практически не может зачать ребенка. У нее с большой долей вероятности будут развиваться онкологические заболевания. Но мы с супругой совсем не против болезней. Есть разница, когда Господь посылает тяжелую болезнь как испытание на прочность. Или когда болезнь является следствием греховной жизни человека. Реклама противозачаточных средств сообщает, что оно ведет борьбу, например, против рака молочной железы. Это — лукавство. Потому что противозачаточное средство, расшатывая гормональный фон, сначала дает развитие болезни, а потом с ней «борется». К тому же, Федя, аборт — это убийство. Циничное убийство младенца.

— Зачем плодить нищету, — Федя неуверенно ухватился за клише, ощущая несостоятельность выговоренного вслух штампика.

— А ты что, не мужик: заработать не можешь? Или ты детей своих боишься, — спросил Алексей, подкладывая очередную порцию кулебяки сослуживцам в пустые тарелки.

— Как ты, например, — вмешался в разговор Игорь. — Пашешь целыми днями напролет — себе внимания уделить некогда. Себе во всем отказываешь. Что это за жизнь такая?

Алексей при новых сотоварищах несколько раз по телефону договаривался о встрече. Поинтересовавшись, кому и почему так строго намечается дата «консилиума» — «не раньше, чем, через два месяца», коллеги с удивлением узнали, что новый начальник отдела умеет класть плитку и даже производить печную кладку. Клиентура у Алексея безропотно и терпеливо ждала своей очереди.

— Ладно бы только себе, родителям или близким друзьям. А он ведь целыми днями работает без устали. Без отдыха. Загнала жизнь мужика в ярмо, — утомившись и разомлев от домашней еды, вытянувшись в кресле, шептал Василий.

Новые сослуживцы Алексея никогда еще не видели человеческих жилищ, где иконы аккуратно прикреплены в углах или на стенах квартиры, а сверх того — перед образами горят зажженные лампады.

Чаще наблюдается иное: стоят образа у людей в посудном шкафу по соседству с изображениями языческих богов. Иконы прикрепляются к компьютеру как защита от облучения или бесхозно валяются вместе с денежной мелочью в кармане. Приобретаются «на всякий случай» как правило женщинами и всучиваются ими же своим непутевым отпрыскам и неблаговерным половинам как средство устрашения: «мне одна монахиня сказала: надо такую иметь, иначе — не миновать беды».

В глазах своих новых коллег Алексей  — с виду вполне нормальный человек — о жизни рассуждал порой совершенно для их восприятия непонятно, недоступно и не вмещаемо. Нарушая привычное течение быта обычному среднестатистическому обывателю. Потребителю. Партнеру. Контрагенту… но не венцу творения Создателя…

В комнату вошла девочка с длинной косой, схваченной бантом на макушке и, красивым «фонариком» под правым глазом. Она поздоровалась, держа младенца перед собой на руках.

— Г-гу, — поздоровался со всеми младенец и схватил за нос Федю.

Нет! Пятничный журфикс настойчиво, упорно и последовательно лишал Федю равновесия не только душевного, но и процесса высшей нервной деятельности! Федору его Ангел-хранитель развел руки в объятия, но инженер, не владея навыком держать маленьких детей, растопырив вверх локти и скорчив пальцы, взял грудничка к себе на колени.

— Это Ксюша, — представил Алексей младенца, забирая к себе дочь у парализованного Федора от греха подальше. — А это Фекла, — продолжал он знакомить с детьми сослуживцев.

История про синяк «у красивой девочки» не обошла вниманием присутствующих мужчин, многократно переспрашивавших и восхищавшихся неравной схваткой двенадцатилетней Феклы против трех бездельников из параллельного класса. Гости, каждый в отдельности, пообещали научить ее специальным приемам против нападения, а также хитрым уловкам, которые обязательно в жизни ей «сгодятся».

— Меня дедушка уже всему научил. Я же внучка офицера, — тихо и кратко, как папа, ответила Фекла и вышла из комнаты. —

— Кому борща на ночь глядя, тот помогает, — весело скомандовала Светлана.

— Борща всем, а помогать буду я, и без вариантов! — Алексей отдал Ксению Фекле, и они вышли помогать маме.

— А ты ведь у нас тоже когда-то наклепал четверо детей, — уточнил Павел у Игоря.

Игорь ответил, что с семьей давно не живет и всхлипнул.

— Ты что, Игорь, — удивленно, глядя на едва начатую литровку водки, спросил Федя, — вроде не пили особо, а ты плачешь.

— Да я от счастья плачу, — потянул соплями Игорь Соловьев.

— Он всегда от счастья плачет, когда говорит о своей Ирине, — подтвердил Василий.

— Жене, — любопытствовал теперь Федя, — или...

— Лю-бов-ни-це, — завистливо и мечтательно, смакуя каждый слог, констатировал Василий.

Трезвые сослуживцы возвращались из гостей по домам, сидя в троллейбусе друг за дружкой, задумчиво разглядывая мелкую слякотную морось за окном.

— Хотели бухнуть, называется, дня на два, — вяло произнес Василий.

— Так вроде бы хорошо посидели, — хлопая ладонью по набитому свежими пирожками пакетику, радостно перебил его Павел.

— Ты слышал, что он говорил о противозачаточных средствах, — обратился Федор к Василию. Василий небрежно отмахнулся:

— Дети ползают по тебе, как гусеницы. Вечером иди: заправляй жене машину. Она, видите ли, не любит сама заливать бензин в бак. Не напиться, не поскандалить. Жену не взять когда хочется — вездесущие дети мешают, — Василий не понимал такого образа жизни.

Отходив четырнадцать лет в море и сойдя на берег, Василий развелся с женой. Василий знал: жена ему изменяла. Изменяла ловко. Нагло. Продуманно. Он приходил поздно вечером «по зеленой», то есть без предупреждения, внезапно, когда его никто не ждал, через два с половиной месяца. Супруга встречала с радостной улыбкой. Суетилась на кухне, разогревая вчерашний суп. Шутливо укоряла, что не предупредил радиограммой. Себе отдельно готовить — лень. У маленького сына — кухня детская. Любимые паровые котлеты Василия ваять приходилось ночью.

Василий бегал по комнатам. Заглядывал в шкафы. Из-под низеньких дивана и кресел, выгребал горы детских игрушек. Никого не находил. Ничего не находил. Никогда! Даже когда пришел «по зеленой» после восьмимесячного рейса. Никого не нашел. Ни чьих следов. Это и было подозрительно! У него в каждом порту и на каждом пароходе всегда была «подруга». А у жены — чисто!

Василий становился старше — его подруги молодели. Он любил, чтобы лет на пятнадцать — двадцать моложе были. Как только девушка говорила о семье или о ребенке, Василий исчезал. Он даже квартиру не покупал — жил на съемных, а прописан был у родителей, чтобы его никто из бывших не нашел.

— Мало ли что этот попенок будет мне навяливать! У них так в церкви принято: рожать, чтобы было кому вести натуральное хозяйство, да пушечное мясо для войны преподносить царю-батюшке, — гадливо скривив губы, разоблачал «поповские» сказки Василий. — Все — для страны, все — для победы! Нас много и мы — непобедимы, — раскатисто расхохотался Василий.

— Что плохого в нашей непобедимости, — с ленивой безучастностью промямлил Игорь, продолжая рассматривать за окном моросящий по лужам дождишко.

— Да иди ты в космос, Игорь, со своей непобедимостью! Что хорошего в этой непобедимости? Наше драгоценное государство выбросило кучу денег на празднование Дня Победы! И чо?! Если бы не эта победа, пили бы мы сейчас Hennessy, а не эту хрень, — Василий показал сотоварищам свою полувыпитую бутылку отечественного пива.

— Вася… ты чо?.. ты серьезно это?.. — коллеги оторопело смотрели на Василия, а пучеглазый Федя выкатил свои выразительные глазки из орбит.

Павел бросился на Василия, схватив его за воротник пальто, не отпуская при этом пакет с домашними пирожками. Игорь деловито, как самый старший, цыкнул и разнял соперников, пристыжая позором перед окружающими, которых в троллейбусе не было.

Сослуживцы: те кто сцепился с Василием и, те, кто наблюдал за несостоявшимся мордобитием, да и сам Игорь, прогоняя размышлениями сон, комкая подушку, ворочались в кровати. Подгоняли часы выходного дня, ожидая с гневом праведным и холодным трепетом рабочих будней — продолжения разговора с Васей.

— Ты помнишь какие песни он пел, — спрашивал Федя у Павла и Валеры, — не падайте духом! Поручик Голицын… да как же это? Наши деды воевали... Погибали… мой дед в разведке всю войну прошел! Что бы мы… что бы мы…

— И, чо, обломитесь, — ответил Василий, брезгливо поглядывая на сослуживцев поверх очков, не отрываясь от «мужского» журнала. — Я раньше жил как бог, а твое драгоценное государство разбазарило флот, и теперь я — нищий, — Василий старательно, с кайфом садиста, проговаривал каждое скабрезное слово.

— Ни фига се… костюмчик у нищего… — опять таращился Федяня.

— Так, мужики! Планерка! — зычно скомандовал Игорь. В мужском туалете от его команды задребезжала вместе с оконными рамами плитка на стенах в созвучии с унитазами и раковинами. — Я больше с этим казлом не общаюсь! Пусть пьет сам свое «Хэ»!

Федяня, Игорян и Паша, не одержав победы зримой, издавая нечленораздельный утробный гвалт, единодружно и единодушно узаконили новые отношения с… фашистским полицаем, чтобы… погибшие деды в гробах не ворочались, а спали спокойно. Сказали как отрубили. Даже не здоровались.

Василий особо не страдал от объявленного бойкота и «казлом» пренебрег. Он оканчивал академию госслужбы и в скором времени собирался покорять Москву. Перед самым увольнением Алексей поинтересовался у моряка, коим считал себя Василий, невзирая на береговую должность. Почему он, лишенный семейных сокровищ, к женщинам относится болезненно потребительски. Попользовался и выбросил за ненадобностью. Василий ответил, что настоящий мужик это тот — «который ненавидит баб». Начальник сметного отдела посмотрел Василию в глаза с хитринкой:

— А ты не думал, Василий Борисович, что ненавидеть женщин могут только содомиты?

 

— Алексей Константинович проходил в школе конфликтологию, — шептались за спиной сотрудники. Утешенные жильцы дружными ручейками понесли начальнику сметного коньячок «в знак благодарности». Скудная фантазия не утруждала себя разнообразием приношений. Поначалу Алексей Константинович сопротивлялся, наполняя металлом голос:

— Я — Иван Антонович Кувшинное Рыло, — вопрошал он очередного благодарного жильца. Потом вспомнил, как знакомая бабуля пыталась отблагодарить своего духовника, засовывая тому луковицу в карман. Духовник тоже противился: неловко было мужу апостольскому у старухи последнюю луковичку принимать в дар. Старушка просветила пастыря своего в простоте души. Видно про две лепты напомнила: взял...

 

Скандалы человека притягивают электромагнитом. Если люди ссорятся в общественном месте, вокруг обязательно соберутся зеваки и даже советчики.

Жгучая брюнетка в платье мини с наведенными до висков черными угольными стрелками бегала по этажам через две ступеньки вверх и вниз на огромных каблуках-ходулях.

— Где этот прыщавый святоша, — в бешенстве рычала она низким прокуренным голосом, заглядывая в каждый попавшийся ей по ходу кабинет. Алексей шел по отремонтированному коридору, направляясь в сторону административного крыла — к генеральному.

— Кого ищете? — спросил он, увидев незнакомку на территории административного корпуса.

— Вашего мерзкого святошу ищу. Голову ему хочу оторвать, — взревела осипшая озлобленная душа, метая в окружающих взгляды-молнии. Алексей осторожно, чтобы не нагнетать шквал ярости, поинтересовался фамилией обидчика, а когда узнал что ищут его, кратко представился:

— Дубов — это я.

Девушка, растерявшись, остановилась, глядя в открытые внимательные глаза Алексея. Алексей Дубов был из тех мужчин, на которых женщины оглядываясь, думали: «С таких только лики святые писать. Даже флиртовать страшновато…»

Через какой-то момент — промелькнувший, но не отрезвивший, — словно придя в себя, собеседницу прорвало проклятиями. Из потока ругательств Алексей узнал, что она — та самая Ирина: «настоящая любовь» Игоря Соловьева. Жили они с Игорем счастливо и вдруг: без объяснения причин, «не забрав даже свой автохлам», возлюбленный развернулся и ушел. Вернулся обратно к жене и детям. А подговорил Игоря к такому поступку он — Алексей Дубов. И за такую, устроенную им, Дубовым, беду для «влюбленных» Ирина проклинала сначала его самого. Потом его жену. Потом его детей. Потом и всю родню до первых пращуров. Алексей сначала слушал, а потом перекрестил клянущую во все горло Ирину. Легко произнес — на выдохе:

— Слава Богу, — перекрестил еще раз и спокойно пошел к Ивану Погодину.

Зам генерального по финансово-хозяйственной деятельности Алексей Дубов нес Погодину заявление по собственному. Правящий Архиерей назначал дату хиротонии.

Иван Погодин, Игорь, Павел и Федор подходили к другу, ликуя от переполняющей радости, предвкушая, что все их знакомые теперь неизбежно «сдохнут» от зависти:

— Еще бы! Не у каждого в друганах — священник, — вопили они жутким нечеловеческим ором от фонтанирующего восторга.

Им хотелось, чтобы об их привилегированности узнали не только жалобщики на пьяных сварщиков и неумелых кровельщиков, но, если это было бы возможно, то и жильцы на соседних улицах благополучных квартир. Чугунные пятимиллиметровые стояки и подводки непременно лопнули бы от сверхзвуковой перегрузки, нарушив обустроенность образцовых хозяйств, если бы не взяло верх человеческое любопытство:

— Как правильно передавать свечки: через правое плечо или через левое, — кричал Федор в ухо Алексею.

— Сколько свечек надо покупать четное количество или нечетное,— горланил в другое ухо Павел.

А главное:

— Какая вода сильнее: Крещенская или Богоявленская?

— И где ее брать — в природном водоеме, дома в кране, или в церкви, — покрывал басом пространство полупустой приемной директор — Иван Погодин.

— Свечи можете не покупать. Богу надо приносить свое сердце, — пояснил Алёша, широко открывая рот, пытаясь выровнять давление в барабанных перепонках после применения шумового оружия. — А святую воду, если ты не в глухой тайге, не в пустыне, не тяжело больной — брать надо в православной церкви.

В церкви душе легче постигать смысл жизни.

 
html counter