Dixi

Архив



Наталия ШАДУРКО (г. Москва) СЧАСТЬЕ КАК ДИАГНОЗ

Шадурко

ЗИНКА         

— Зина! Зиночка! Ну Зина! Ну Зинка! — кричал мужчина средних лет атлетического телосложения в джинсах Hrada где-то на окраине Москвы в маленькой однокомнатной квартире со старой мебелью и дверьми, но довольно уютной обстановкой. Этакий привет из 80-х.

В это время Зинка стояла в ванной и пыталась в зеркале разглядеть достоинства своего тридцатилетнего тела. Она крутилась одним боком, потом резко поворачивалась другим, воображая себя моделью. Потом пыталась втянуть живот и подобрать грудь кверху.

Когда от этих этюдов, выжимов и прижиманий ей стало жарко и она устала, она подошла к зеркалу очень близко и стала гладить себя по лицу и корчить гримасы, при которых мужчины обычно бреются. Затем глубоко выдохнула.

— Ну что же, зато человек хороший! — сказала себе Зинка.

Крики за дверью продолжались.

Зинка, в предвкушении продолжения знакомства со своим ночным гостем из клуба, выскочила из ванной воодушевлённой. Её маленькие глазки сияли, пухленькие щечки стали ещё розовей, чем обычно, а белые длинные гидроперитные волосы торчали как антенны. И вся эта красота в мыслях неслась уже к своему принцу из ночи. Коня у принца не было, но было вино, цветы и почти обещание жениться.

— А вот и я! — промурлыкала Зинка.

В этот момент в её женской фантазии она была пантерой, ну, или львицей, ну, на крайний случай — кошкой! Хорошей породистой кошкой со всеми прививками!

— Зинуля! Мне здесь срочно позвонили, и мне надо идти. Я, как освобожусь, тебя наберу.

Ночной принц что-то бормотал на ходу, обувался и исчезал в джунглях лжи, обещаний и ещё чего-то — непонятно. Много раз Зинка уже видела эту картину. Но, как неисправимый романтик, она верила в чудо и в любовь, и в то, что где-то ходит её счастье и, по всей видимости, к ней не торопится. Её утешала мысль, что счастье её уж точно родилось, а если родилось, то ходить умеет, а если ходить умеет, то точно дойдет! В железной логике Зинке не отказать! Не зря она много лет работает аналитиком в фармацевтической компании.

Не успела Зина сказать принцу «до свидания», как перед её носом хлопнула дверь. В этот момент Зинка подумала вслух, положив руки на свою среднестатистическую женскую грудь:

— Да-а-а, человек я, конечно, хороший! Но сиськи, сиськи надо сделать!

«Новые сиськи — большие деньги», — продолжала уже про себя Зинка. А денег как кот наплакал. Нет, не львица и не пантера, а именно кот, жалкие слёзы кота из подворотни. Особенно после вчерашней зарплаты и вчерашнего же выхода в свет под названием: «А что, один раз живём!»

Делать особо нечего. День только начинался, а перспектива напиться остатками вчерашнего вина, пореветь над судьбой и залечь на диване смотреть сериал нарисовалась уже очень ярко.

С намеченного плана сбил звук СМС: «Привет!»

Номер неизвестный. Зина судорожно вспоминает, кому вчера и при каких обстоятельствах дала номер телефона. Обстоятельств было много, и половину она не помнила. Аналитический ум ей подсказывал, что в данный момент лучше блефовать. Не спрашивать: «А это кто?» — ну не пятнадцать лет же, чтобы напиваться до беспамятства. Серьезная женщина, аналитик… Хотя было именно так: до беспамятства, с танцами на барной стойке. В этот вечер Зинок отдыхала. Устав от ожидания принца на белом коне, вчера она сама в белых туфлях и красном сарафане пошла судьбе навстречу, — так она называла пятничные выходы в ближайший ночной клуб с коллегами.

«Привет!» — ответила она.

«Как дела, красавица?»

«У-ф-ф-ф, красавица? Ну, это точно было уже после шампанского и пары коктейлей, — подумала Зинка. — Так, как же у меня дела? Правду писать нельзя. Про сиськи, пантеру и принца — тоже. В голове рой из мыслей. Так, соберись, Зинуля, принцы — они и по СМС могут прискакать».

«Дела лучше всех! Улетаю на Мальдивы, ищу купальник!» — отправлено… доставлено…

«Мальдивы? Ты же собиралась сегодня на конгресс музееведов?»

Что-о-о-о? Всё понятно, вчера я была в образе богемной интеллигенции, случайно попавшей в компанию фармацевтов, которые силой затащили меня в этот диско-бар.

У Зинки всегда было три образа, так как свой она не очень любила и даже ненавидела, причем с детства. Поэтому она была либо интеллигенткой, либо гламурной девицей, либо business women.

В этот момент она почувствовала какую-то душевную усталость. И, может впервые в жизни, ей захотелось быть самой собой. Она ничего не ответила. И даже не стала пить вино, а заварила травяной чай, надела пижаму — и превратилась из Зинки-львицы в милую девочку Зиночку, уснувшую в своей кроватке в обнимку с мишкой, который с ней путешествует по этой жизни с семи лет.

«Доброе утро, красавица!»— СМС всё от того же неизвестного абонента.

«Настойчивый», — подумала Зинуля.

«Добренькое!» — отправлено… доставлено…

День прошел активно. Зина была погружена в отчеты, графики и цифры. Свою работу она любила. И коллег любила. У них был дружный коллектив. Они работали в одном составе уже долго. Все семейные, добрые люди. Зину все любили и от души желали ей хорошего мужа, ребёночка, чтобы всё у неё было хорошо. Зина славилась своим трудолюбием, терпением и всегда была готова прийти на помощь своему коллеге — разобраться с завалом на его рабочем столе.

«Добрый вечер, красавица, как прошел день? Домой идешь?» — снова пришло СМС от незнакомца.

На минутку Зинка засомневалась: как бы принц не оказался маньяком и не следил за ней? Но эту мысль она быстро прогнала, так как верила в добро и любовь. Ну, и пару лет занятий дзюдо придавали ей уверенности.

«Добрый вечер. День прошел чудесно. Да, домой иду! А ты откуда знаешь?»

«Я тоже иду домой после работы».

«А кем ты работаешь?»

Через три часа переписки Зинка об Александре знала всё. И от этой переписки на душе у неё стало хорошо, как-то тепло! Каждое СМС от него в ней отзывалось. У Александра было классное чувство юмора, а Зина с детства любила смеяться и юморить.

Так пролетели пять дней их переписки. Теперь Зина начинала нервничать, если через каждые двадцать минут её телефон не издавал заветный звук пришедшего СМС-сообщения.

Хотелось ли ей с ним встретиться? Да! Очень! Предлагал ли он ей это? Да! Постоянно! Но Зина решила на этот раз не спешить. Может она боялась разочароваться и оттягивала час икс, может увлеклась СМС-романом. Первый раз в жизни она отключила свой аналитический ум, не придумывала себе образы, а была той Зиной, тем хорошим человеком, какая и есть. И, может, в первый раз жизни она этим наслаждалась.

Это был летний вечер. Зинка спешила на свидание. Сердце её билось сильно-сильно. На ней было синее платье, волосы собраны в хвост, минимум макияжа, маленькая сумочка и, конечно же, удобные лодочки. Она летела. Летела навстречу своим мечтам о любви, о муже и семье. И всех этих неудачных попыток, этих принцев как будто бы и не было в её жизни! Она подошла к летней веранде кафе, как и положено приличной девушке, на пятнадцать минут позже. Если честно, то двадцать пять минут она простояла за углом этого кафе, так как её точность, излишняя пунктуальность плюс летящая походка в удобных лодочках привели ее к месту встречи гораздо раньше.

— Зина! Я здесь. Здравствуй!

— Здравствуй, Саша.

Их глаза встретились. Руки сомкнулись. И, кажется, больше они не расставались.

Через пять лет именно в этом кафе и тоже летом Зина и Саша праздновали день рождения своей четырехлетней дочки. Собралась вся фармацевтическая семья со стороны Зиночки и семья флористов (Саша оказался владельцем небольшого магазина цветов) со стороны Александра. Праздник был чудесный.

— Папочка, а за что ты любишь маму? — вдруг так звонко спросила маленькая Алина.

— Твоя мама очень хороший человек! — ответил Александр с особенным трепетом в голосе. — А ещё у неё самые классные сиськи! Для меня! — прошептал он Зинке на ухо.

 

 

АНГЕЛ

— Ангел мой, ты проснулась?

— Нет.

— А когда проснёшься?

— Не знаю.

— А кто знает?

— Не знаю.

— Я уехал!

— Угу…

Утро Анжелики начиналось не раньше полудня. Белые шёлковые простыни, белый особняк, белая спальня — вся её жизнь была белой. И сама она блондинкой. Ангел жила тихой обеспеченной жизнью — и даже очень обеспеченной жизнью. У неё были обычные — и даже очень обычные запросы невесты самого обычного олигарха Серёжи. В таком стиле она проживала давно и другой жизни не знала.

Они познакомились три года назад в самолете. Он летел первым классом в Эмираты на переговоры с шейхом, Анжелика летела первым классом в Эмираты на девичник по случаю свадьбы её подруги с тем же самым шейхом. И двух случайных встреч — в самолете и на свадьбе у шейха — им хватило, чтобы назвать их знакомство судьбой. Как любит говорить Анжелика, «лакшери-знакомство — лакшери-судьба», или «сладенькое для сладеньких», или «всё так идеальненько, что хочется ещё». У умницы и красавицы в арсенале было много перлов собственного сочинения. Гуманитарное образование плюс творческая душа постоянно её вдохновляли то на написание книги, то на писание картин, которые потом она дарила всем своим друзьям на свадьбы, дни рождения, крестины, именины и просто так.

Олигарх Серёжа был сражен. В его жестком режиме, суровом нраве и суровом образе жизни так не хватало мягкости, красоты, очарования, что, познакомившись с Анжеликой, он понял: это три в одном. Так не бывает! Но мне повезло! Беру! И взял. А она и не сопротивлялась.

Уже был поздний вечер. Обычно в это время в их загородном особняке Анжелика зажигает свечи, наливает бокал вина и к ужину встречает Сергея. Но сегодня что-то пошло не так, и какое-то чувство тревоги повесило на неё свои тяжелые руки. Она набросила шаль и вышла на балкон.

В это время подъехал автомобиль Сергея. Водитель вышел и открыл дверь заднего пассажирского сиденья, но оттуда вышел не Сергей! Вернее, это был Сергей, но передвигался он как старик, тяжело качаясь из стороны в сторону. Плечи опущены, походка медленная и уставшая. Прежде он просто по-спортивному взлетал по лестнице! Его шуточки и громкий голос было слышно ещё возле ворот.

— Серёжа!

— Анжелика…

— Что-то случилось?

— Я не знаю...

Она спустилась как молния к нему! Её белые руки обвили его всего, а голубые глаза не скрывали тревоги.

— Пойдём, Ангел.

Они сели возле камина. Он о чем-то долго говорил, спокойно, лишь иногда отводя глаза от камина и переключаясь на идеальное лицо возлюбленной. Она сидела возле его ног в длинном платье, вся в глубоком внимании, и внимала каждое его слово. Когда он замолчал, она крепко обняла его колени.

— Я с тобой, Серёжа.

— Ты мой Ангел.

В этот вечер Сергей обанкротился. Полностью и без остатка. А наутро Ангел улетел, прихватив с собой все деньги и драгоценности из сейфа.

И я бы очень хотела написать, что это была проверка, что он всё так же богат и весел. Но увы! Иногда так бывает, что за всей яркой мишурой и вечной погоней за идеальным счастьем люди теряют из виду главное! Любовь! Эти двое не любили друг друга.

У Сергея впереди были непростые десять лет. Суды, пьянство, депрессия. Тщеславие его сжирало, а сожаление не давало двинуться вперёд. Десять лет он оглядывался назад, на ту свою идеальную жизнь с Ангелом. А через десять лет он смирился, встал с колен, много трудился, честно трудился. Он стал прогрессивным предпринимателем, женился.

Его жену зовут Катя, и она шатенка. Они встретились в больнице. Одно время Серёжа был там частым гостем после запоев, а Катя работала там медсестрой. И каждый раз она его спасала капельницей, затем отпаивала чаем и домашним супом. Она полюбила его, не зная о нем ничего. И он ожил, вдохновился, распрямился. И первый раз в жизни узнал, что же такое ЛЮБОВЬ. У них большая дружная семья.

А где же Ангел, спросите вы? А Ангел всё летает первым классом, как и положено всем ангелам. Будьте внимательны при перелётах. И держите окна своих особняков закрытыми!

НЕ ВСЁ ТО АНГЕЛ, ЧТО БЛЕСТИТ!

 

 

«ОРГИЯ»

— Ну, ты посмотри на неё! Посмотри! И куда она собралась? Ивановна, ну ты погляди, погляди, как эта, с восьмой квартиры-то, нафуфырилась! А юбку-то какую одела! Господи, как марля светится! Там же всё видать! Вот проститутка!

— Петровна, да не с восьмой это квартиры! Ты очки-то надень, это с двадцать пятой. Мать-одиночка, воспитательницей работает! Вроде приличная, а одевается как проститутка, это точно!

— Да с какой двадцать пятой, Ивановна! Не похожа, та потолще будет, рожавшая, а эта идёт глиста глистой.

Женский силуэт приближался к сидящим на лавочке бабулькам всё ближе и ближе.

— Привет, бабуль!

— Ох, ты! Внученька, это ты куда, такая красавица, собралась? Тебя не узнать!

— Ой, Петровна, точно! Ну красавица ж у тебя она, глаз не отвести!

— Я, бабуль, на оргию, буду поздно, не жди!

Девушка поцеловала бабулю и скрылась в томном вечере весеннего города, утопающего в каштанах.

— Петровна, так я не поняла, куда внучка-то твоя собралась?

— Ох, ну ты что, не слышала, Ивановна, сказали ж тебе — на оргию! Что тут непонятного!

И Петровна с гордо поднятой головой встала с лавочки и направилась в подъезд. А в голове у нее крутился один вопрос: оргия, орда, орхидея… Что-то знакомое, а главное слово такое красивое — «оргия»!

Внучку Петровны звали Мария. Она работала в продовольственном магазине продавцом, но в душе была актрисой и очень творческим человеком с тонкой душевной организацией. В этот вечер она с не менее творческой подругой направлялась в театр современной эстрады на экспериментально импрессивное действо под названием «Оргия».

Подругу Марии звали Аня. Они дружили почти всю свою жизнь. И жили рядом, и в школу одну ходили, и в техникум вместе поступали, и вместе не поступили, и в магазине теперь одном тоже работали вместе! Девушки шли в театр такие счастливые и воодушевленные, и даже не предполагали, что после сегодняшнего вечера, после «Оргии» их близости наступит конец. И будет граница в их судьбах, которая разделит их жизнь на две половины: до «Оргии» и после.

Спектакль действительно был захватывающий, он имел некий подтекст, поэтому его содержание не имело ничего общего с его названием. Актерский состав был молодой, зажигательный, и может поэтому все горело и кипело на сцене. Было видно, как эти люди на сцене любят своё дело, как они получают удовольствие и наслаждаются своей работой.

Быть актёром совсем не просто — это тяжелый труд. Это Мария знала с детства, так как много читала об этом ремесле. «Но какие же они счастливчики!» — подумала она. Они любят то, чем занимаются, и могут творить и делиться этим с людьми.

Что-то перевернулось тогда в голове у Марии, а вернее в её сердце и душе. И она приняла для себя решение: чего бы ей это ни стоило, но она станет актрисой, осуществит свою мечту и посвятит свою жизнь этому ремеслу.

Возвращаясь домой со спектакля, Мария не замолкала, она вслух строила планы, ставила цели, рисовала своё будущее. Она летела на крыльях своей детской мечты, и её было не остановить.

Аня же шла рядом и слушала. Она немного хмурила бровки, пытаясь понять свою подругу, но, как ни пыталась, у неё ничего не получилось. Анина мечта была другой. Она любила творческую деятельность других людей, но она не была заряжена идеей стать актрисой, учиться в театральном, покидать с гастролями родной город. Что уж там город, улицу! Не покидать даже родную улицу!

— А ты о чем мечтаешь, Ань? — вдруг спросила подруга подругу.

И так неожиданно дерзко и разгоряченно, что у той не оставалось выбора, кроме как ответить честно.

— Я с детства мечтаю о большой дружной семье, — начала неуверенно Аня. — Чтобы трое детей и муж. И чтобы все трое были мальчиками. И был теплый уютный дом, и все любили друг друга. Мальчики будут заниматься спортом, как и их папа, а по выходным мы будем гулять в парке и, не замолкая, наперебой делиться хорошими новостями за неделю. Я мечтаю о большой счастливой семье, понимаешь? А работать в банке хочу. И носить там белую рубашку и черную юбку-карандаш. И иметь свой маленький стеклянный кабинетик и личную печать для бланков.

— И это всё? Вся твоя мечта? — с печалью в глазах спросила Мария.

— Да! Я буду очень счастлива, если всё это будет в моей жизни! — уже уверенно ответила Аня.

Это был их последний откровенный разговор. В течение нескольких дней Мария уволилась из магазина. За три месяца она тщательно подготовилась и поступила в театральное училище. Ей предоставили общежитие и даже платили стипендию за отличную учёбу, поэтому она переехала от своей бабули и с Аней практически больше не виделась. Ее судьба сложилась так, как она и мечтала. Она прошла весь путь театральной звезды: от поездок в плацкартах и спектаклей в заброшенных клубах нашей необъятной Родины, от выступлений в ночных клубах и на новогодних кооперативах до съёмок в сериалах и кино, интервью в журналах и рекламы косметических средств по телевизору. Она была счастлива! Она осуществила свою мечту!

В один из вечеров после спектакля к ней в гримерку постучали.

— Мария Анатольевна, здесь к вам… — её помощница не успела договорить, как глаза подруг встретились.

— Аня! Анечка! Ты? Не может быть?

Смех, слезы, объятия, поцелуи. Как будто они и не расставались на эти двадцать лет.

— Ну как ты, Аня?

Позади Ани стояло четверо мужчин. Вернее, один мужчина, один молодой парень, один подросток и один маленький мальчик. Все были богатыри и так похожи друг на друга и на Аню, что Мария просто ахнула. И сразу догадалась, что это — та Анина большая семья, о которой она тогда мечтала. Аня стояла такая сияющая и красивая, что все слова были лишними. Аня была счастлива! Подруги смотрели друг на друга с любовью и радостью.

— Мария, я пришла сказать тебе спасибо, — сказала Аня со слезами на глазах.

— За что? — Мария не понимала.

— За то, что тогда, двадцать лет назад, ты потащила меня на эту судьбоносную «Оргию».

За спиной послышался нервный кашель Аниного мужа.

Аня улыбнулась ему и продолжала:

— И задала мне вопрос, помнишь? Ты спросила меня, о чем же я мечтаю?! И тогда я увидела свою мечту в лицо, так отчетливо и ясно, и поняла, куда мне двигаться и чего же я хочу на самом деле в этой жизни.

Подруги обнялись. Каждая из них чувствовала стук сердца другой. И каждая из них была счастлива по-своему!

 

 

ГРАБЛИ

(истории Олега Шадурко посвящается)

 

Я тогда был совсем маленький. Хотя нет, наверное, сейчас мне это кажется. Мне было уже лет шесть — семь. Мы жили в небольшом городке в однокомнатной квартирке на окраине. Мама, папа, бабуля и я. Помню, звонок в квартиру. Спрашиваю:

— Кто там?

Из-за двери раздаётся милый женский голос:

— Мама дома? Позови её.

Открываю двери — передо мной стоит женщина, её лицо я не запомнил, а рядом с ней маленькая девочка, лет трёх-четырёх. Мамы дома не было, она всегда была на работе, но была бабуля. Я её и позвал. Затем я наблюдал всё со стороны. Женщина что-то говорила, плакала и второпях вытирала слёзы, она дергала за руку маленькую девочку и пыталась что-то объяснить моей бабушке. Бабуля же стояла как каменный столб и только руками закрыла себе рот, и как будто бы мычала. Женщина даже не вошла к нам в квартиру, её монолог был коротким. Она ушла вся в слезах с той маленькой девочкой. Бабуля закрыла дверь, повернулась, протянула руки ко мне. Я подошел, она обняла меня, руки её были ледяные и дрожали.

— Как же так, сынок? Как же так, кровиночка? — бормотала бабуля.

Потом помню только скандал родителей, папу с чемоданом в дверях и эти долгие темные вечера, когда мы с мамой и бабушкой собирались возле телевизора посмотреть кино или новости, но каждый вечер заканчивался одинаково. Бабуля плакала и причитала, а мама с поникшим строгим лицом и грустными холодными глазами заклинала меня к моему папе и близко не подходить.

Мама моя — женщина эмоциональная, красивая, но со стальным характером и крутым нравом. Может поэтому папа и полюбил тогда другую и уже лет пять тайно имел вторую семью. А та девочка, которая стояла с женщиной у нас в дверях, была моя сводная сестра, её звали Ирочкой.

Так мы и жили: мама, бабуля и я. Папу своего с того возраста я возненавидел. Я горел в ненависти и злости к нему. И с каждым годом я становился старше и сильнее. И с каждым годом желание стереть его с лица земли, уничтожить, растоптать становилось всё больше. Во мне буйным цветом расцвела обида на папу. Я считал его предателем, тем, кто искалечил и испортил жизнь мамы, тем, кто бросил меня, а я ведь его так любил!

Мой мозг отказывался запоминать те наши встречи, когда папа что-то пытался мне рассказать, когда говорил о своей любви ко мне. Я становился жестким, наглым и беспощадным по отношению к нему. И мне было легко это делать. Мне было легко его оскорблять и бить, бить плёткой мести за мамину женскую долю, за свое искалеченное детство и за бабулины слёзы!

Шли годы. Моя жизнь и жизнь моей мамы сложились неплохо и даже хорошо. Она вышла замуж ещё раз. Мы переехали в центр. Об отце я вспоминал редко. Как однажды… звонит телефон.

— Саша, здравствуй! Это Ира.

Начинаю прислушиваться к голосу и напрягать свою память после вчерашней пьянки. Ира, какая Ира? Вроде вчера Ир не было. Кристину помню, Свету, а вот Иры точно не было.

Стою в одних трусах в своей квартире с телефонной трубкой возле уха и сигаретой в зубах и так нагло по-гусарски отвечаю:

— Ну, здравствуй, Ира! Что заставило тебя набрать этот волшебный номер? Соскучилась? — то ли с похмелья, то ли просто наобум ляпнул я.

— Саша, это твоя сестра Ира, помнишь?

Меня затрясло и чуть не стошнило на мамин новый польский диван.

— Кто?

Я понимал кто, но я не понимал, зачем и почему. И как посмела! Я же её сейчас исполосую матом вдоль и поперёк. И живого места не останется!

— Саша, у нашего папы рак! Надо попрощаться.

И в этот момент я почувствовал себя тем маленьким мальчишкой, который так любил своего папу! Любил с ним всё делать, ездить на машине, ходить на рыбалку, и на рынок, и в гараж. Да хоть на край света, лишь бы с ним! Я ощутил всю ту любовь, которую пытался все эти годы утопить в алкоголе, клубах, делах, женщинах, друзьях. Лишь бы забыться, лишь бы не вспоминать, лишь бы не любить!

Мы с Ирой договорились о встрече в больнице у папы. Маме своей я тогда ничего не рассказал. Это был мой крест, и в этот день я впервые хотел его пронести сам, без поддержки моей армии мнимых единомышленников.

Иру я сразу узнал. Прошло больше двадцати лет. Она была такая же веснушчатая, рыжая и чем-то похожая на меня. Мы не обнимались, не плакали и почти не разговаривали. Она молча провела меня к палате.

Мой папа всегда был статный, всегда держался достойно. И этот раз не был исключением. Папа очень изменился, но его внутренний стержень сохранился.

Он увидел меня, и глаза его ожили.

— Сашка! Сынок! — вскрикнул он.

И я сорвался к нему со всех ног.

— Папа, папа, папочка! Прости! Я не хотел, я не знал как по-другому! Я тебя люблю, слышишь, папа, люблю!

— Я знаю сынок, знаю!

Мы проговорили весь день. Все звонили, искали меня, а мне было всё равно — я был с самым родным человеком на Земле. Папа многое мне рассказал, чего я не знал, да и раньше не понял бы. Мне надо было стать зрелым, пройти путь двух разводов, путь вечных поисков любви и удовольствий, чтобы наконец-то услышать его, понять, и главное — простить!

На удивление всем врачам папа прожил ещё полгода. Мы постоянно были вместе. И, как тогда, в детстве, были большими друзьями. Моей маме пришлось это принять. В её чувства я не лез! И сделал так, чтобы впервые за тридцать с лишним лет мной не манипулировали. И я был счастлив. Я любил обоих родителей с той историей, какая есть, и не позволил втянуть свою любовь в дьявольские осуждения.

Через некоторое время после папиных похорон я узнал, что сам стал папой. Причём уже несколько лет, как у меня был сын. Его тоже зовут Сашка, и он тоже живёт со своей мамой и бабулей на окраине города в однокомнатной квартирке.

 

 

КРОВЬ

Моё детство прошло в тихой красивой деревеньке на берегу моря. Деревня — это будет громко сказано, а вот деревенька — самое оно. Высоких домов не было, всё низкие, какие-то сказочные. Местность вся удивительная! Всё зеленое, утопает в цветах и деревьях, и тут же море плещется. Одним словом, рай на земле.

Был у нас рынок в городке. И каждую субботу там собирались все жители. Кто-то торговал, а кто-то покупал. Продавали всё: от гвоздей и калош до поросят и коров. Моё же место было там, где рыбой торговали. Я с отцом ловил тараньку, бычков и потом гордо стоял и всем вещал про свой улов и про то, что такой рыбы больше не найти. Что уж там говорить, в полуметре от меня стоял такой же пацан и гордо, слово в слово, вещал то же самое. И таких нас было человек десять. Мы смотрели друг на друга с прищуром, из-под бровей: мол, говори, говори, да не заговаривайся! И пока мы, юные торгаши, надрывали глотки, пытаясь продать свой ценный товар, наши отцы стояли возле бочки с пивом, травили анекдоты, посматривали на нас и так по-отцовски, по-доброму ухмылялись. Золотые были времена!

И жили в нашем городке три брата. Ни отца, ни матери у них не было. Старшему было восемнадцать лет, Артемием звали. Среднему, Мишке, было четырнадцать, а младшему Саньке — одиннадцать. Жили они на отшибе, у самого моря. Рыбачили, торговали. Люди помогали чем могли. Но этого хватало им едва ли. Времена были такие тогда — суровые. Поэтому и промышляли ребята чем могли. И даже вели свое маленькое хозяйство.

Как-то мать меня послала к ним отнести молоко и хлеб. Пришел я такой, стою…

— Дома кто есть? — ору. — Дома кто есть?

Тишина. Я вошел в избенку и поразился. Вроде же пацаны одни живут, такие же как и я, а в избе чисто, светло, как у нас прямо. Только у нас мамка с утра до вечера готовит, стирает, убирает, а у них никого. И не ходит к ним никто.

Я поставил хлеб и молоко и хотел было уже уходить, как в дверях братья меня встретили.

— Тебе чего, паря? — спросил Артемий.

— Да так, ничего. Вот, мать передала, — и показываю на стол.

— Так чего уходишь? Садись с нами, мы вот картошки напекли, сейчас обедать будем, кровянка есть.

— Да как-то неудобно мне, — начал я было бормотать.

— Заходи, заходи… Там где трое, там и четверо, — сказал Артемий и подтолкнул меня к столу.

Я сел. Братья всё накрыли быстро, уселись, и мы начали кушать. О чем мы говорили, я не помню. Помню, смеялись. И вкусно было. И Артемий всё ухаживал за Мишкой и Санькой, а они ему помогали потом со стола убирать и посуду мыть. И так слажено у них это всё получалось. В доме царила любовь. Настоящая братская любовь! Когда за брата! Когда одна семья!

Я побыл немного и ушел. А ночью прибежал к нам Мишка, средний брат, и говорит, что Саньке плохо совсем и Артемий его на руках в районную больницу несёт. Мы с отцом сели на нашу «копейку» и на дорогу выехали. Смотрим, а Артемий несёт Саньку и гнется. Много ведь уже пронес и даже виду не подаёт. Мы посадили всех в машину, довезли до больницы. Я уж не помню что да как, только помню, что довезли мы братьев. Саньку доктор забрал, а через некоторое время вышел и сказал, что кровь ему нужна для переливания. Я тогда вздохнул, братья ж здесь. Только кровь их не подошла. Санька выжил. Люди помогли — кровь сдали.

Той ночью узнал я, что и не братья они вовсе, а абсолютно чужие люди. Сироты. Прибились как-то друг к другу и с малых лет живут вместе.

И в сердце моём что-то сжалось тогда. Всё в моей голове перемешалось: братья, сироты, чужие, кровь людей и Артемий на руках с Санькой перед глазами стояли. Вернувшись той ночью из больницы домой, я подошел к Лизке, сестре, ей тогда года три было, обнял её сонную так крепко-крепко — и по сей день, уже тридцать лет, не отпускаю!

 
html counter