Николай САМУЙЛОВ (г. Москва)

Цветные пятна из чёрного ящика

моей Машины времени

Употреблённый

Меня томили в бедности,

Сполна морили голодом,

Чтоб я в своей безвредности

Тепло не путал с холодом.

Приноровили к простоте,

И приучили к участи,

Что жить я буду в пустоте,

Познав синдром живучести.

Потом кормили на убой

И в бой я шёл безропотно.

Но я остался сам собой,

Хоть это было хлопотно.

Сейчас живу при мнении,

Что был в употреблении…

У костра

Тлеют, тлеют угольки,

Покрываясь сединой.

В небе звёзды далеки —

Млеют пылью водяной.

Догорел ночной костёр,

Жаром в темноту дыша.

Свод небесный, как шатёр,

Вдаль уходит не спеша.

Лес осенний задремал,

Чуть шурша сухой листвой.

Этот шорох я внимал

Не по слуху, а душой.

И казалось мне в тот миг,

Что я мир земной постиг…

Грёзы

Я уже не охотник до грёз.

Их я с детства к себе приручил.

И в жару я мечтал, и в мороз,

И во сне себя грезить учил.

А теперь, стоит лишь закурить,

Никотином встревожить себя,

Как мой дух начинает парить,

Всю вселенную разом любя.

Я себя ощущаю как мир,

Как живой галактический дом,

Где из чёрных таинственных дыр

Раздаётся божественный гром.

Я в такие мгновения мог

Подсмотреть, что там делает Бог!

Кол

Был то грубый осиновый кол —

Не дубина, не стоеросовая.

Он и внешне, и внутренне гол —

Просто палка бесхозно-бросовая.

Кто-то взял и воткнул его

Прямо в лужу болотно-мутную,

Словно в небо из ничего,

В пустоту с синевой беспутную.

И никто на него не зарился —

Ни злорадства, ни сожаления.

Как он в жиже с осокой парился,

Сохранивши себя от тления!?

Бабьим летом в небесной сини

Видел я пожар на осине…

Вознесение

Неопознанный летающий объект

В моём детстве отдалённом пролетел.

И с тех пор я, впечатлительный субъект,

За мечтою голубой уйти хотел.

Вместе с Друдом* я свободу обретал,

С Ариэлем* познавал добро и зло.

Гнул решёток неподатливый металл

И считал, что мне с мечтами повезло.

Повезло мне, потому что я рождён

В мире добрых и доверчивых людей,

Где свободой от рожденья награждён,

Где не мчит за мной на облаке злодей.

Но когда над миром стал парить и я,

То увидел в нём богов распятия…

* Главные герои романов А. Грина («Блистающий мир») и А. Беляева («Ариэль»)

Филоэкология

Мы в розариях дерьмом почву удобряем.

Пораскинувши умом, химией воняем.

И уверены при этом, что в тепле навоза

Жизнь поведает поэтам, как родится роза.

Мы при детях пьём вино, хаем мирный атом,

Ночью лупим в домино, тёщу кроем матом.

И уверены при том, что ребёнку это

Будет рай, а не притон, и растим поэта…

Но когда увидит свет юное создание —

Не напишет он сонет, не построит здание.

Не бутоном он зардеет, а шипом-занозой,

Ибо он дерьмом владеет, а не нежной розой!

Тут бы и мораль извлечь в пользу экологии,

Но моя прямая речь не для филологии…

Меняла

— Тебе бы и здесь отыскалось дело! —

Сказала мне мама, присев на порог.

Но я заложил и душу, и тело,

И лес поменял на бетон и на смог.

Отдал за бесценок поля с пшеницей,

Игривый ручей как довесок кинул.

Сотку картошки с курчавой мокрицей

Просто из памяти в сторону сдвинул.

И жил бы спокойно в краю городском,

Выветривал душу в потоке людском,

Что мчит по асфальту нахально и смело.

Но шепчет мне мама — хранитель души:

— Сыночек, ты память продать не спеши!

Зайди за картошкой, она уж поспела…

Шут

В бытность древние короли

Для важности личных постов

Должность маленькую ввели —

Придворных уродцев-шутов.

Там часто талантливый плут

Внушал из-за трона глупцу —

Кого на костёр поведут,

А кто в королевстве к лицу.

И видела челядь дворца,

Что шут исполняет им роль

Политического творца,

Которого ценит король…

И надо же! — с тех давних пор

Лишь шут не попал на костёр!

Слово и дело

— Кому нужны прекрасные дела?

— Народу: мне, тебе, короче — нам!

— Тогда зачем же тянут удила

И не дают простора тем делам?

— Кому нужны красивые слова?

— Поэтам, детям, жёнам и душе!

— Так от чего же ноет голова,

Когда другим ты их сказал уже?

— Прекрасен труд, но не для всех, увы!

Ленивый и прохвост его не чтут…

Приятен слог, но не вкусней халвы!

Не раз в том каждый убеждался тут.

Нам нужно слово с делом породнить,

Чтоб тело без души не смело жить?..

Очередь

Стоит, шумит, волнуется народ.

У каждого под номером ладонь.

Вокруг товара бродит хоровод —

В глазах надежды теплится огонь.

И что же этим людям продают?

Да всё, что нам природой не дано,

Что у других имеется давно —

У обладателей других валют…

Заветный номер руку жжёт мою.

Я с очередью породнился здесь,

С ней истомился, изругался весь,

И о пощаде время я молю…

А Хронос гонит мусор по реке,

И я плыву в нём с меткой на руке…

Иисусу

Мир велик, а ты один, однако.

Мы ж — муравьи, и тьма в округе нас!

Сверху каждый в массе одинаков,

Пока не различишь сиянья глаз.

На пыльной биозоне нас не зри —

Зрачки не каждого мерцают тут.

Скорее — слёзы. Ты их нам утри.

Иначе вместе с ними нас сотрут!

Видно не в уме здесь жизни кредо.

Здесь как и раньше — горе от ума!

Здесь заслоняет зависти туман

Светосильное твоё альбедо…

Как долго б ты в пути нам ни светил,

За нами тень от сереньких «светил».

Мечте

Захвати меня с собой

В голубую даль эфира.

Я печалям дам отбой,

Отведу хандру от пира.

Замани к своей звезде,

К той, что солнце для тебя;

К той, что светит вам везде,

Жизнь и разум не губя.

В терем светлый приведи,

В хмарь сиреневых садов,

Где, с туманом на груди,

Тени белых городов.

Погощу в твоей семье

И вернусь домой, к Земле…

Сидонец

Бродит где-то по Тунгуске

Одинокий марсианин.

Бегло говорит по-русски,

Врёт, что истый россиянин.

А на самом деле ищет

Чёрный ящик корабельный.

По родной скучает пище,

По забытой колыбельной.

И с тоской звезде кровавой

Шлёт надежды и проклятья…

Днём по-русски пишет правой,

Ночью левой — письма братьям.

Получал я в день рожденья

На сидонском поздравленья…

Правдоискатель

Я на правду надежду возлагал от рожденья.

Порицая невежду, чтил свои убежденья.

Думал: с ней не до хама, не до зависти к сути,

А до божьего храма доберусь я без мути.

Думал: вот, мол, какой я, камень чистой водицы,

Не утратив покоя, стану в святость рядиться.

Без вражды и без мести мрак пустыни покину,

И войду с правдой вместе в Золотую долину.

Призову мир к смирению, от грехов люд избавлю,

И начну День творения, к правде счастья добавлю.

Но забыл я, наивный, что удар бумеранга

Приготовил активный лжец высокого ранга.

Я не смог разминуться с его яростным жалом,

И пришлось мне вернуться за правдивым кинжалом.

Предтеча

Загадочно шурша, ползёт метель,

Срываясь в нетерпении на вой, —

Готовит матушке зиме постель —

Ведунье с поседевшей головой.

Под белой паутиной спрятан пруд,

Уж в зеркале его не видно звёзд.

Мальчишки, позабыв про старый мост,

По льду скользят, мороза славя труд.

Последнюю листву сшибает пыль

Колючих льдинок в нервной суете,

Которые, столкнувшись в темноте,

В архив зимы упрячут лета быль…

В таких же вихрях время нас сорвёт

И бросит по забвению в полёт…

Ностальгия

Мне грустно при наивности моей

От суеты в природной красоте.

Я нахожусь в бесцветной пустоте,

В которой на душе ещё больней.

Под серым небом серая печаль,

И в лужах серость скована зимой.

При этом мозг не веселится мой,

За что себя, конечно, очень жаль.

Я жду, когда же солнышко взойдёт,

И серого меня внизу найдёт,

Забрызганного грёзами во сне.

Я от тепла, быть может, зацвету,

От серости избавлюсь на свету,

И нежно улыбнусь моей весне…

Пустыня

Тернистою стала дорога,

Ведущая в город Солнца.

Ни храмов не видно, ни Бога,

Ни ласковых лиц из оконца.

В обличье глухого молчания

Творилась великая драма,

Где люд, обретя обнищание,

Молился в пустыне без храма.

Страна дураков опустела,

Очистив дорогу бездушным.

Их души, покинувши тело,

Витают в эфире воздушном.

Я встречал там счастливого хама —

Без любви, без мечты и без храма…

Исцеление

Ночь. Улица. Фонарь. Луна. Берёза.

Разбитое стекло и пьяный крик…

На подоконнике шуршит мимоза,

А за окном поёт хмельной мужик…

Над крышами домов висит тарелка,

Тремя лучами цедит пустоту…

В моих ногах давно остыла грелка —

Я медленно теряю высоту.

И погружаюсь в дебри подсознанья…

В соседней комнате вздохнула дочь…

Пришельцы, не назначивши свиданья,

Пришли и изучают нашу ночь…

Там эхо из вселенной бьёт по крыше.

Здесь песня мужика всё тише… тише…

Первый снег

Улица словно прекрасная дама —

В полупрозрачной вуали лицо.

Спрятано что-то под нею от срама,

Не красота ли? — от глаз наглецов.

В мареве тонет улыбка планеты,

Вьюжится марлей нежнейшая синь,

Словно хвосты от гулящей кометы

Спутали пледом осеннюю стынь.

Блуждают снежинки в вихре балета,

Касаясь колючими гранями лиц,

И оседают до тёплого лета

В пустынных жилищах исчезнувших птиц.

Весь мир в серебре. Лишь след на асфальте

Чёрным пунктиром на контурной карте…

Воздастся

Награды вручают всегда с торжеством,

Как точки в конце сочинения.

Мол, сделано дело и всем естеством

Ты должен отбросить сомнения.

Ты можешь теперь на судьбу не пенять

И забыть о глобальных проблемах,

Которые мог бы однажды понять,

Но в житейских запутался темах.

Тут время в забвенье тебя закружит,

Всем довольного сдвинет к порогу.

Ты выйдешь на берег, где вечность лежит,

И покажешься мудрому Богу.

Вот тут-то Всевышний, увидев твой прах,

Тебя и оценит в забытых делах…