Альберт НУРДИНОВ (г. Екатеринбург)

МОГИЛЕВ

Шли бои за белорусский город Могилёв.

В полк стрелковый утром прибыл лейтенант Гилёв.

Оглядел его полковник с головы до ног

И сказал: «Ты появился в самый раз, сынок.

Не хватает командиров. Немцы сильно жмут.

Через час-другой полезут — жарко будет тут.

Роту примешь под команду. Старшина! Самсон!

Отведи-ка лейтенанта в третий батальон».

… Лишь окопы новый ротный обойти успел,

Как орудия фашистов начали обстрел.

А потом пошли атаки — за волной волна...

Вдруг в траншее появился тот же старшина.

«Вам приказ от командира!» — сложенный  листок

Протянул он офицеру. Пять коротких строк.

Комполка писал Гилёву, что комбат убит,

И велел ему немедля в должность заступить.

Лейтенант, не дрогнув бровью, принял эту весть.

Без запинки, как учили, он ответил: «Есть!»

Про себя добавил: «Сашка, ты же на войне:

Не тушуйся, с батальоном справишься вполне».

Вслух сказал: «Притихли немцы — это не к добру:

Видно, силы собирают, скоро вновь попрут.

Надо в ротах осмотреться, подбодрить солдат».

И, пригнувшись, по траншее побежал комбат…

Через час завыли мины. Враг полез вперёд…

Столько фрицев покосили: кто там разберёт,

То ли двести, то ли триста уложили их!

Только мёртвых в батальоне больше, чем живых...

Бой затих, но было ясно: новый недалёк.

Ночь настала. Ненадолго лейтенант прилёг;

В сон тревожный погрузиться был уже готов,

Но влетел в его землянку старшина Титов,

Ординарец командира, белый словно мел:

«Комполка смертельно ранен, звать тебя велел.

Жить ему, комбат, недолго, поспеши за мной!»

Лейтенант схватил пилотку — и за старшиной!

… Командир на плащ-палатках у стены лежал;

Был, казалось, без сознанья, губы крепко сжал.

Но едва вошли в землянку, он открыл глаза,

Офицеру наклониться жестом приказал.

— Ты один из всех комбатов уцелел в бою,

И тебе я по уставу... полк передаю...

Речь с трудом ему давалась, булькало в груди:

— Есть у нас в стране писатель... да читал, поди,

Ты Гайдара... Он мальчишкой в бой водил свой полк.

Из тебя, уверен, тоже должен выйти толк.

Пареньку тому семнадцать стукнуло едва.

А тебе заметно больше. Сколько?

— Двадцать два!

— Да, Гилёв, попал ты сразу в крепкий переплёт.

Я уведомил комдива, помощь он пришлёт...

Старшина тебе поможет — ты не одинок...

Я прошу... ты только сутки... продержись, сынок…

Он умолк, затихли звуки у него в груди.

«Быстро здесь растут по службе, как тут не крути».

Вышли молча. Закурили: тут какой уж сон!

— Старшина, объявишь в ротах.

— Есть! — сказал Самсон.

Поглядел Гилёв на небо: звёздочки видны.

«Вот таким он вышел, Сашка, первый день войны.

Если помощь не поспеет через день-другой…»

Лейтенант ругнулся вяло и махнул рукой.

… Только через трое суток яростных боёв

К ним пробился с подкрепленьем капитан Краёв.

Он зашёл в блиндаж командный: пусто, тишина...

Вдруг возник в дверях небритый рослый старшина,

Приложил к пилотке руку в коконе бинтов:

— Разрешите обратиться! Старшина Титов!

Офицеры все убиты. Старшим я пока.

В этом сейфе — знамя части и архив полка.

Рубежи мы удержали, но итог таков,

Что в строю всего осталось двести пять штыков.

Полк сдаю!

— Полк  принимаю! — честь отдал Краёв.

Шёл двадцатый день боёв за город Могилёв...

ПАМЯТЬ

Над Буйничским полем как белые птицы

Летят облака.

Они проплывают над крышей каплицы.

Её на века

Потомки поставили в память о павших

В жестоком бою

Защитниках Родины, жизни отдавших

За землю свою.

На стенах часовенки — белые плиты,

На них письмена:

Фамилии тех, кто на поле убиты,

И их имена.

Здесь насмерть стояли героев отряды.

Ни шагу назад!

И гибли солдаты не почестей ради,

Не ради наград.

Уже не осталось участников боя.

Но помнят о нём

И небо (то ясное и голубое,

То в тучах с дождём),

И дуб вековой, находящийся рядом

С часовней простой

(Жестоко изранен немецким снарядом

Он был в битве той).

Проходят размеренно мирные годы.

Всё дальше война.

Но помнят героев днепровские воды —

Их память сильна.

И люди к часовне идут вереницей.

Светлы их глаза.

Идут, чтобы тем, кто погиб, поклониться

И «помним» сказать...

«КАТЮША»

— Всю вашу шайку я сошлю в штрафбат!.. —

Старлей кипел. Дела, похоже, плохи!

Стояли в ряд мы — пятеро солдат —

Виновники полночной суматохи.

Ещё бурлила кровь, в висках стуча,

От дерзкой авантюры. «Втихомолку

Как вы могли — преступно бросив часть —

Отправиться в ночную самоволку?»

Вчера под вечер, только бой затих,

С немецкой стороны бродяга-ветер

Принёс родной для каждого мотив:

Сначала раз, потом — второй и третий...

Мы завелись! Единым был подъём:

Как усидеть, когда враг лезет в душу?!

Неважно первым кто сказал: «Пойдём

И у фашистов отберём «Катюшу!»

Но ротный ждал. Молчать — не вариант,

И Васька Штырь подал свой голос зычный:

— Так всё ж, товарищ старший лейтенант,

Закончилось удачно — как обычно.

— А то, что там могли всех уложить,

Не ясно вам, безмозглым солдафонам?

Как мне потом комдиву доложить:

Мол, пали за пластинку с патефоном?!

Не только их — слукавил ротный наш —

Приволокли мы: на спине Степана

Приехал колоритный персонаж — 

Худой фашист в мундире капитана.

Вот он в углу скукожившись сидит,

Глаза прикрыл, лицо белее мела.

В его блиндаж непрошеный визит

Был нанесён, едва вокруг стемнело.

Бесшумно сняв охрану у дверей,

Мы внутрь ввалились в облаке тумана.

Эх, жаль, в тот миг не видел наш старлей

Испуганного насмерть меломана!

А ротный, гнев свой выплеснув, утих:

—  Пора всем спать: рассвет не за горами.

Валите прочь, бандиты, с глаз моих —

Я к вечеру решу, что делать с вами.

Но коль ещё нарушите приказ —  

Свой век, клянусь, в окопах проведёте!

(Я эту фразу слышу в третий раз

За время, что воюем в разведроте).

... Туман нас окружал со всех сторон.

Мы шли к землянке узкою тропинкой.

Я гордо нёс трофейный «Одеон»[1]

С одной, но очень ценною пластинкой.

ЗАСАДА

... Даже не дослушал военком бездушный —

Рявкнул на мальчишек: «Прекращайте гам!»

Как ему втемяшить, что на фронт им нужно:

За отцов погибших отомстить врагам?!

Вышли на крылечко. Цыкнул Стас слюною:

— Скоро немцы сами будут здесь. Плевать!

Бросил взгляд на друга:

— Дёмка, ты со мною?

— Да!

— Тогда мы будем с ними воевать.

Батя мой в сарае спрятал две винтовки

И патронов пачку. Думаю, у нас

Есть ещё неделя-две для подготовки.

Завтра и приступим, — подытожил Стас.

... Дни промчались быстро. На лесном просёлке

Сделали засаду только рассвело.

Немцы накануне заняли Весёлки —

К их родной деревне ближнее село.

— Дёмка, ты запомнил? Выбираем цели

И стреляем вместе как  скажу я «три!»,

Перезаряжаем...

— Стас, ну в самом деле,

В пятый раз... На небо лучше посмотри!

И на рощу. Видишь: осень золотая?!

А ещё... ты слышишь? Ну, послушай, друг:

Журавли курлычут, собираясь в стаи.

Стас сказал:

— Сегодня полетят на юг.

... Немцы появились в час иль в полвторого —

Мотоциклы с люлькой, пулемёт внутри.

Ехали беспечно, резкий треск моторов

Оглушил мальчишек.

— Дёмка! Раз! Два! Три!

Грохнули винтовки. Вопли на дороге!

Два солдата в касках рухнули в бурьян.

— Это вам за батьку!.. — Дёмка встал на ноги

И грозил фашистам.

— Ляг скорей, Демьян!

Поздно! Пулемёты застучали громко,

Мальчик повалился в заросли травы.

Стас, винтовку бросив, хрипло крикнул: «Дёмка!» —

И стремглав метнулся к другу, но — увы —

Пулями прошитый, ошалев от боли,

Он упал на землю между двух калин

И уткнулся взглядом  в небо голубое —

В нём беззвучно таял журавлиный клин...