Dixi

Архив



Сергей МИЛЯЕВ

 

ИЮЛЬСКОЕ УТРО

 

Эти двое в костюмах с галстуками выглядели на пустой городской площади еще более нелепо, чем аниматор с мегафоном в шкуре белого медведя.

— Вот клоун, а! — пожалел один из двух не столько аниматора у кафе «Мороженое», сколько самого себя. — И ведь явно уже похмелился. Чуешь, какой разговорчивый?

— Забей! — сглотнул сухую слюну второй. — Жара адова уже с утра, не находишь?

Аномальный июльский зной действительно не жалел в районном центре никого, даже шустрых воробьев в лужице от шланга дворника Дома культуры на застывшей в веках Советской площади.

— Ненавижу, когда лето, а я не у моря или на даче! — сказал тот, чьи старомодные итальянские туфли были тщательно умаслены обувным кремом.

— А у меня в ноябре три с половиной недели. В прошлом году — в марте. Вот суки, а? Имеют нас во все дырки.

— Да всех имеют, кто ниже званием! — сплюнул на пыльный асфальт тот, что постарше. — Но согласись, если бы не имели, тут бы давно уже американцы военную базу построили.

— Не факт! — подверг сомнению мысль коллеги тот, что помоложе. — Россия крута и непобедима!

— Эх, сейчас бы по пивасику! Кто у нее муж был, у этой Ардалионовой? Ей же еще сорока пяти нет. Тот самый тот возраст — если не крокодил.

— А если бегемот? — попытался пошутить тот, кто в полосатом галстуке. — Знаю: лопал ее мужик, сильно лопал, оттого и окочурился позапрошлой весной.

— Какой там адрес у вдовушки? Улица Розы Люксембург, дом десять?

— Двенадцать. И квартира номер шесть. Ровно половина. К чему бы это?

— Любишь ты цифры считать! — улыбнулся тот, кто зачем-то решил отпустить усы. — Ладно, с бабой поговорим — куплю себе мороженое. А вечером пива — литра три, меньше нет смысла брать.

— Так оно за собой потянет, — предположил чисто выбритый. — По себе знаю.

Огромный владимирский тяжеловоз, символ и гордость города с легендарным конным заводом, построенным еще при Екатерине Великой, скосил на мужчин в костюмах свой немигающий глаз. И как будто недовольно ткнул мощным копытом в облезлую штукатурку постамента.

— Здорово, конь с яйцами! Одному тебе тут хорошо при любой погоде!

— И при любой власти! — добавил тот, что постарше.

 

В подъезде дома было грязно и сыро, как будто только что продували трухлявые трубы и уже второй раз за неделю затопили подвал.

Шаги по деревянным ступенькам казались слишком громкими, дверь открылась не сразу, только после третьего звонка. «Кто там» никто не спрашивал — в маленьком городке это не принято, как и глазок в двери.

— Вам кого?

— Вас, Нина Васильевна, вас. Вы же Ардалионова?

— Она самая, — мрачно окинула взглядом нелепые для жары костюмы женщина старше своих лет. — Вы из банка? Так некому пока кредит гасить, на войне мой сынок единственный. С середины июня.

— Нет, мы не по поводу кредита, — привычно ответил на привычный вопрос один из двух. — Я из военкомата, мой коллега — из другой, более серьезной организации. Можно мы войдем, наконец?

— Ладно, входите, коли пришли, — с неохотой сделала шаг назад простоволосая баба в застиранном халате. — Только у меня не убрано.

В квартире пахло немного лучше, чем в подъезде — сырость, где витают аппетитные запахи русской засолки.

Эти двое так и остались в тесной прихожей, приглашения пройти дальше не поступало.

— Мне уже сказали по телефону, что Глеб пропал без вести, — с досадой выдохнула из себя многолетнюю скорбь женщина. — У вас есть для меня другие новости?

— Есть, — сглотнул сухую слюну тот, кто в сером костюме. — Велено вам лично сообщить, что пока ваш сын официально не считается погибшим.

— А если он в плену? — на всякий случай спросила мать треснувшим голосом.

— Нет пока таких данных, Нина Васильевна. Думаю, ваш сын Глеб Романович Ардалионов, скорее всего, погиб в середине или конце июня на территории вражеского государства. Но! Тело данного гражданина до сих пор не обнаружено, а потому выплата компенсации переносится на неопределенный срок.

— Да это я и без вас знаю! — голос женщины задрожал и вдруг сорвался на сдавленный крик. — Какого хера явились тогда?! Добить меня окончательно?! Хотите, чтобы я прямо здесь подохла?! А хоронить меня кто будет, власть ваша продажная?!

— Так положено, — сказал уже абсолютно пустым голосом человек в однотонном галстуке. — Извините, если не вовремя. Мы тоже люди подневольные. Начальство приказало — идем по адресам.

 

На полупустой и пыльной Советской площади, где теперь даже воробьям не осталось глотка водицы в лужицах, эти двое сидели под рваным зонтом кафе «Уют» и лениво просматривали смартфоны. Болтливого аниматора в шкуре белого медведя уже и след простыл, как будто это было не здесь и в чьей-то другой жизни.

— Ну и как тебе вдовушка? — хмыкнул тот, у кого итальянские туфли и лицо в мелких оспинках.

— Да так себе мымра, не в моем вкусе, — ухмыльнулся коллега с легкими залысинами. — Сорока пяти еще нет, а уже седые волосы пробиваются, шея в морщинах.

— И нервы у бабы ни к черту… А могла бы просто промолчать.

— Ага, пусть ее кто-нибудь другой пожалеет.

Помолчали. Поели разноцветное мороженое в шариках, запили «Дюшесом», попросили коротконогую девицу принести пепельницу. А тут еще бармен с рыжими патлами неформала в застиранной футболке с «пацификом» загнал в динамик древнюю песню «July Moning» группы «Uriah Heep».

— Нафталин! Про июльское утро поют, англосаксы гребаные, враги России!

— Да и пусть себе поют, — сказал другой, прикуривая сигарету и ослабив галстук. — Мне вообще вдоль болта, если честно. Через пару-тройку лет я буду в Москве. Или на самый худой конец — в Нижнем.

— Да уж, скорей бы капитуляция, — равнодушно отпустил в зной кольцо табачного дыма человек в китайских туфлях из искусственной кожи. — У нас еще один адрес сегодня. На Карла Либнехта. Там точно двухсотый в рефрижераторе, но нам не велено пока об этом матери говорить. Так они решили.

— Вот они что, эти коммунисты, не могли улицы русскими именами назвать?! А зонтик этот дырявый над нами кто зашьет?

— Забей. Жизнь все равно прекрасна. Главное — правильную профессию выбрать, чтобы не на заводе горбатиться, а в костюме на работу ходить.

Докурили молча. Бармен включил не то рок-группу «Арию», не то «Мастер» — запели наконец-то на русском.

— Вот и конь наш совсем не тот, кем кажется! — сказал в паузе после песни тот, кто постарше. — Туристы думают, что он из бронзы, а он из каких-то полимерных материалов.

— Ну да, это в Москве памятники из металла, а у нас — из говна всякого! — согласился второй. — Но разве конь в этом виноват?

— А мы с тобой в чем виноваты? — подытожил законы бытия мудрый коллега. — Ладно, пора нам двигать на Либнехта. Работа есть работа.

 

 
html counter