Павел ПАРШАКОВ (г.Чайковский Пермский край) РЮКЗАК ДЕНЕГ

Юрий, очнувшись от дремы в санях, видит перед собой стеганую фуфайку и шапку-ушанку кучера, за ним  – хвост трусящей вороной кобылы. Рядом, навалившись на плечо Юрия, сопит во сне бухгалтер Зиновий. Кругом освещенные мартовским солнцем заснеженные поля, раскинувшиеся на холмах, меж которых, в оврагах, темные перелески.

– Аким, где мы едем?

– Проехали Макарову и Семину, через три километра будет Паршакова.

Юрий Соколов, начальник  геологической партии, проживший в здешних местах полтора года, знает, что пермяцкие деревни заканчиваются на «а», отвечая на вопрос: чья?  Между Юрием и Зиновием под брезентом и сеном бугрится рюкзак с деньгами. В госбанке районного центра получили средства на зарплату работникам партии. «Часа через три должны быть дома, в Колчиме», – прикинул Соколов. По мере приближения к месту работы начальника все более одолевали производственные проблемы. Не выполняется план по пробивке шурфов, на 119-й линии пошел сплошной камень. И что может сделать с ним в колодце шурфа  рабочий-забойщик, имеющий лишь лом, кайло да лопату? Верховому, поднимающему воротком бадью с породой с двадцатиметровой глубины, тоже не позавидуешь. Бадья – пятидесятилитровое ведро, грубо изготовленное  из восьмимиллиметровой стали, даже пустое с трудом поднимаемое   одним мужиком.

Размышления Юрия прервал проснувшийся Зиновий. Разминаясь после сна, он потянулся, как кот, поправил протез ноги. Огляделся по сторонам, ориентируясь на местности. Через некоторое время начал доставать начальника наболевшими вопросами. Маркшейдеры присылают акты на выполненные работы с наименованиями не по титульному списку, с исправлениями, без указания даты, без расшифровки подписи. Обещают исправить, свои обязательства не исполняют. В акте недавней ревизии эти нарушения отражены, инспектор сказал: бухгалтеру светит лишение премии, как минимум, на пятнадцать процентов. Вызовите маркшейдеров, пригрозите им наказанием.

От развилки, что у Талавольского сельсовета,  санный след поднялся  до середины горы, свернул вправо в Верхнее Заполье, и исчез. В сторону Колчима поднималось чистое белое полотно занесенной снегом дороги. «Надо же, за ночь как замело. Вчера ведь ехали по проторенной дороге, – высказал удивление кучер Аким, родом из деревни Коновалова, – хорошо хоть лошадь чует старый след под снегом».

До самого Колчима селений больше нет, Заполье – последнее. Рядом с дорогой – Верхнее, а подальше и пониже, за ручьем Сайкотшор, - Нижнее.

–  В Нижнем живет Николай, брат нашего забойщика  Тимофея. В прошлом году мы с женой ночевали у него. Добрый мужик. Обещал мне изготовить охотничьи лыжи. Было бы больше времени, можно было бы заехать, – сообщил Юрий Петрович Зиновию.

– Будет еще возможность, – неопределенно, как бы себе, проговорил бухгалтер.

Поднялись на Чурок, пространство сразу раздвинулось. Слева, за  пятнами полей и холмистого темнохвойного моря, в котором потерялась речка Пулт, в дымке высится монумент Колчимского Камня. Прямо, за Крутым Логом, ветлянские поля. Справа, за редкими осинами, угадывается уклон в сторону Заполья. Оглянись назад, в четырех километрах увидишь талавольский утес, словно возведенный в честь  завершения пути усталого Пулта, отдающего здесь свои воды Язьве.

Когда подъехали к спуску в Крутой Лог, солнце коснулось верхушек осин. Северный ветерок, тянувший весь день, выдохся и успокоился. Тени деревьев вытянулись вниз по розоватому склону лога. Безмолвное умиротворение нарушалось лишь скрипом полозьев. Аким задремал, всё более склоняясь к рукам в меховых рукавицах, державшим вожжи. Прошедшей ночью он не выспался. Ночевать ходил в барак к вишерской родне. За столом просидели далеко за полночь. Да и сон был беспокойным из-за барачных клопов.

Крутизна уклона возросла,  и сани заскользили  быстрее, давя на хомут. Лошадь Ворона, не контролируемая Акимом, понеслась под гору, бешено ускоряя бег. Петрович испуганно закричал: «Аким, ты что, спишь?! Придержи лошадь!» Кучер вздрогнул от окрика, и спросонья изо всех сил потянул на себя вожжи. Ворона на лету поднялась на дыбы, уйдя вправо. Сани резко накренились и пассажиры слетели в снег. Лошадь, освободившись от натяжения удил, чуть не порвавших губы, выправилась и понеслась дальше вниз, ко дну лога. Мужики поднялись из снега, начали отряхиваться. Аким побежал по «вороньему» следу в надежде, что лошадь остановится. Петрович с Зиновием двинулись шагом, наблюдая за лошадью и возницей, расстояние между которыми, к их неудовольствию, неуклонно увеличивалось. Вот Ворона достигла нижней точки лога и, не останавливаясь, поскакала в гору, и через пять минут скрылась за перелеском, за который уходило полотно дороги. В гору несчастный кучер перешел с бега на быстрый шаг, запинаясь и проваливаясь в снег. Начальник с бухгалтером остановились на дне лога ждать повозки. Зиновию с протезом по снегу в гору не подняться. Через полчаса к ним вернулся понурый Аким, без лошади. Доложил: «Я поднялся в гору. Осмотрелся, насколько позволяет взгляд, лошади не видно. След через поля уходит к дальнему лесу. Сбежала домой».

– Рюкзак нигде не выпал? – с волнением спросил Юрий Петрович.

– Сколько прошел, нигде не валяется.

– Да! Ты-то что лошади волю дал?! Работу свою не знаешь?! – стали сдавать нервы у Соколова.

– Если во время аварии мешок не выпал, то сейчас не выпадет, под сеном лежит, – заключил Зиновий.

– Не дай Бог худому человеку остановить лошадь и пошарить в санях. Если деньги пропадут, тюрьмы нам не избежать. Ты первый пойдешь под суд! – начальник стрельнул грозным взглядом в сторону Акима. Но, немного подумав, пришел к выводу: спрос, прежде всего, будет с него, Соколова.

Хоть Сталин и умер три года назад, жесткие меры обеспечения дисциплины в стране остались. За сорванный колосок или опоздание на работу можно загреметь за решетку. А тут мешок денег! Юрий побежал назад в гору, к месту аварии. Перекопал руками весь снег, где остались следы падения. Ничего нет, и быть не могло. Если бы рюкзак выпал, то он был бы на поверхности. Издержки паники.

В Крутой  Лог опустились сумерки.

– Ну, что, мужики? До Колчима далеко, ночью не дойти, – обратился к товарищам Соколов.

– Я и сто метров по снегу не пройду. И без того уже культю натер, – пожаловался Зиновий.

– Конечно, место ночлега придется искать где-нибудь поближе.

– У меня в Антипиной живет сестра Нюра. Пойду, у ней переночую, – позаботился о себе Аким.

– Ближе всего Заполье, до него километра два. Тебе ведь, Зиновий, самому не добраться. И у нас силенок не хватит нести тебя в гору. Что делать? – вслух размышлял Соколов.

В воцарившейся тишине слышалось дыхание трех мужиков.

– Придется мне ночевать здесь, в логу, – нарушил молчание бухгалтер, – только помогите мне выкопать яму в снегу.

– Зачем? – хором спросили Юрий и Аким.

– Для могилы, – мрачно пошутил Зиновий, затем пояснил, – в снегу теплее будет. От ветра укроет.

В двух шагах от дороги мужики быстро выкопали руками углубление длиной в рост бухгалтера.

– Ну, вот тебе постель, – продолжая черный юмор Зиновия, сказал Соколов, –  а я пойду в Заполье, остановлюсь у Николая. Садофьич, оставляю тебе свою шубу.  Начальник остался в пиджаке поверх свитера.

– И вот еще спички и нож, – виновато добавил он.

Соколов положил руку на плечо бухгалтера: «Ну, мы побежали, а то в пиджачке-то не жарко».

Зиновий проводил взглядом быстро удаляющиеся  в темноту фигуры. Стоя в яме, задумался: «Спички есть, да на что они? Для костра нужен сушняк. Может быть, и недалеко где-то, но как найти в темноте? И как добраться на протезе по глубокому снегу? Да и что толку от костра зимой, лицу жарко, а спина мерзнет». Практичный бухгалтер решил использовать то, что есть, для сохранения тепла тела. Постелил на дно соколовскую шубу, на которую сел. Отстегнул протез, отложил его в сторону. Укутал культю и здоровую ногу шубой, лег, свернувшись калачом на правый бок. Кисти рук в шерстяных варежках засунул в подмышки. Лежа Зиновий размышлял: «Что мне может грозить этой ночью, кроме низкой температуры? Волки? Их в здешних местах в последнее время не видели. Появлялись в военные годы, но вернувшиеся фронтовики-охотники всех повыбили. Медведи в марте еще не проснулись». И все равно беспокойство и страх не давали уснуть. «Вот замерзну, останется жена с четырьмя дочерьми, да еще беременна. Сына ждем, имя придумали – Витька». На открытые щеки и нос садились и таяли снежинки.

Акиму приходилось постоянно догонять стремительно шагающего Петровича. Морозец подгонял. За полчаса они добрались до Нижнего Заполья. Санный след, тянущийся от колчимской дороги по левой стороне ложбины среди редколесья,  привел к единственной улице деревни.  Уличного освещения нет.  Лишь в окнах домов виден тусклый свет, где от электрической лампочки, а где и от керосиновой лампы. Электричества не хватало, на все верхнеязьвинские деревни была одна маломощная ГЭС на речке Пулт. Слева осталась изба Лучи, справа, ниже по склону, двухэтажный дом Вани Максина, далее избы Елизара и Нифонта. Напротив нифонтовой избы, через улицу, стоит обшитый доской дом Николая.

Здесь дороги попутчиков разошлись. Аким потрусил по санному следу в Антипину.  Юрий подошел к крыльцу дома и  вспомнил реплику Зиновия в пути: будет еще возможность увидеться. Как в воду глядел. Не колдун ли? Поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Проем открывшейся двери озарился тусклым мерцающим светом лампочки Ильича,  в сени вышел мужчина невысокого роста, лет тридцати.

– Николай, здравствуй.

Мужчина поднял вверх керосиновую лампу, пытаясь разглядеть пришедшего, при этом осветив собственное лицо. Красноватое лицо гипертоника, крупный прямой нос, светлые глаза, русые, коротко стриженые волосы.

– Юрий Петрович! Вот не ожидал увидеть вас у себя. Заходите в избу.

За нехитрым угощением – шти, горбушка ржаного хлеба, кружка молока – Соколов рассказал о сегодняшней напасти, утаив информацию о рюкзаке с деньгами.

Матрена, молодая хозяйка, заохала: «Господи, надо ж такому случиться! Аким-то хорош, нюштомкай».

– Юрий Петрович, какие планы на завтра? – осведомился Николай.

– Надо бы дозвониться до Колчима, запросить транспорт. Где в деревне есть телефон?

– В Заполье нет, надо идти в Талавольский сельсовет.

– Утром и пойду туда, – заключил Соколов.

– Ну, тогда завтра выйдем вместе, нам по пути. А теперь ложимся спать, время позднее. Вы, Юрий Петрович, застудились на морозе, полезайте на печь.

Лежа, Соколов чувствовал, как печное тепло мягко вливается в тело, изгоняя озноб. Слышал шуршание тараканов в луковой шелухе и не мог отвязаться от дум, порожденных прошедшим днем. Хоть знал свою слабость преувеличивать опасность, ориентируя себя на худшее, которое редко оправдывалось. Но исправиться, трансформировать себя в оптимиста не хватало сил. «Нервы расшатаны, вот и не управляю собственной психикой», – находил объяснение Юрий. В полудреме он вновь и вновь прокручивал самые трагические варианты возможного развития событий. «Пропадут деньги, да еще Зиновий замерзнет, всё – расстрел.  Без меня хлебнут нужды Надя и Олег», – ворочался на печи начальник партии, беспокоясь о будущем молодой жены и сына. «Надо было мне, дураку, взять с собой Акима и пойти в Колчим. Часов за восемь дошли бы. А сейчас майся в неизвестности», – досада и страх не давали Соколову заснуть до утра.

Утром втроем вышли из Заполья. Матрена, не доходя до сельсовета, свернула на ферму. Николай, перед поворотом в Арефину, где он работал в МТС, сказал: «Дозвонитесь до Колчима, приходите к нам в избу. Мой папа будет дома, он вас покормит перед дорогой».

В сельсовете Соколов в течение двух часов пытался связаться с Колчимом, накручивая ручку телефона. Бесполезно, нет индукции. «Да что за это такое, куда ни сунься – одни напасти!» – в отчаянии воскликнул начальник партии. Секретарша Дуся в серой фуфайке и коричневом шерстяном платке сказала: «Вчера была связь, сегодня нет. Провод где-то порвало».

Юрий решил: «Схожу в Заполье, пообедаю. Потом буду просить лошадь в колхозе». Подходя к избе Николая, Соколов увидел сивую лошадь, запряженную в сани,  и трех мужиков.

– Лазарь! Как ты здесь? Вот здорово! – счастливо кричал начальник, подбегая к конюху геологической партии.

– Серьга Ведин ночью зашел ко мне, сказал: Ворона пришла с пустыми санями, стоит у конюшни, – начал рассказывать Лазарь.

– Рюкзак где?! – перебил Соколов.

– В санях был. Я дома спрятал.

– О-ох, – выдохнул Юрий, сбросив с себя тяжесть уголовных опасений. Почувствовав дрожь в ногах, он присел на сани. «Господи, слава тебе, если ты есть», – проговорил про себя коммунист Соколов.

– А поутру сразу сюда двинул, – продолжал конюх. – В Крутом Логу Садофьича подобрал, Аким только что сам пришел, – Лазарь показал рукой в сторону бухгалтера и кучера.

– Ну, Садофьич, молодец, живой! Сильно замерз-то? – начальник встал и обнял бухгалтера.

– Главное – живой, – поскромничал Зиновий.

Соколов обернулся к конюху: «Лазарь Петрович, покушать-то есть у тебя что-нибудь?»

– Есть полбуханки черного хлеба да сала немного, кушайте, – предложил Лазарь.

– Ладно, садимся в сани, поехали. В дороге пожуем, – распорядился начальник.

Елизариха, поднимавшаяся с водой от родника, видела, как повозка с мужиками удалялась по санному следу, скрывшись за темно-зеленым можжевельником.