Роман МАЛАХОВ (г.Москва) ЭВОЛЮЦИЯ

Стояло удушливое лето. Раскаленный воздух проникал даже сквозь вымощенные кирпичом стены и закрытые окна, наполняя дома запахом горелой резины и дымом от расположенных неподалеку торфяников. Томас решил не заходить с парадного входа. Меньше всего он хотел сейчас встретить мать или отца. Сразу начнутся эти вечные вопросы: почему так поздно, ты видел, какое сейчас время и тому подобное. Они не должны увидеть найденное им. Вначале Томас сам должен с ней разобраться. Он достал из кармана четвертьлитровую стеклянную банку, завернутую в мятый коричневый платок, и повертел в руках. Потом поднес к уху и прислушался. Тишина. Испугалась, наверное.

Ручка от черного входа так и не поддалась. От безнадежности Томас прислонился спиной к двери и всем телом съехал на порог. На западе виднелись осколки воспаленного от дневной жары солнца, лучи которого едва скользили по охваченным сумраком улицам.  Стрекотание лампочек фонарных столбов и линий передач провожало 35-градусный день в прошлое. Стоило очередным автомобильным глазам пронестись по шоссе, как из банки донесся звук, похожий на тот, который издает белка, щелкающая орешки. Цик-с, цик-с, щелк. Как будто открываешь консервную банку или бутылку из-под пива. Не то, чтобы Томас сильно увлекался спиртным, но в его возрасте все подростки либо занимаются сексом, либо курят травку, либо пьют. Или делают все это одновременно, как Макс и Мэри из его класса. Томас вместо этого предпочитал собирать насекомых и пресноводных. Они молчат гораздо чаще.

Томас со злости стал трясти банку.

– Замолчи, я тебе сказал. Сейчас воздух тебе перекрою и посмотрим, как тогда запоешь у меня.

Нечто под платком в последний раз щелкнуло и успокоилось. Томас сидел и прикидывал, как еще можно попасть в свою комнату, не встретив родителей. Первым делом он обошел дом и проверил окна первого этажа. Неделю назад отец купил кондиционер, и необходимость в открытых настежь окнах по ночам отпала сама собой. Но крошечный шанс все-таки был. Он попытался забраться на дерево, ветви которого ровно вели в его комнату на втором этаже, но сумел подняться над землей лишь на пару метров. Сказался недостаток физической подготовки. Для поимки мелких насекомых и текущего вполне хватало.

Парень вернулся к главному входу и постучал. С той стороны донеслись глухие звуки шагов, и вскоре дверь отворилась, обдав прохладой новенького переработчика воздуха и резким запахом дешевых духов.

– Долго же ты сидел у черного входа. Что натворил на этот раз?

Мать стояла на пороге, одетая в длинный лиловый халат с оборками и узором из виноградных лоз. Через стекла очков на Томаса смотрели заплывшие от усталости серые глаза. С кухни чувствовался аромат печеной картошки с луком, а из спальни неслись реплики комментатора об очередном хоккейном матче. Отец с детства обожал подвижные игры, особенно – футбол и хоккей. Он учился в спортивной школе и даже выступал за местные команды, правда, не совсем успешно. Так и не добившись высоких результатов в качестве непосредственно игрока, отец пошел в физкультурный институт и после него стал тренером одной из местных хоккейных команд “Бравые бобры”. Можно даже сказать, что его карьера удалась. Если не считать того, что средний возраст его подопечных составлял десять лет.

– Постой, Томас. Выверни карманы. Что это там у тебя? Показывай, живо. Если это опять какая-нибудь дрянь, наподобие той, что ты принес в прошлый раз, то немедленно выброси.

– Ее звали Кэрролл. И она была не дрянью, а ядозубом. Хотя таких умных слов ты не знаешь, наверное, – скривив улыбку, язвительно ответил Томас.

– Да как ты смеешь? Боб, ты слышал, как это гаденыш себя ведет?

На счастье Томаса отец был гораздо благоразумнее той дуры, на которой женился три года назад. Он только помахал ему рукой из комнаты и вновь уткнулся в телевизор. Не дожидаясь продолжения расспросов, Томас попытался проскочить справа от мачехи, но в последний момент та успела схватить его за шиворот. От резкого толчка банка выпала из кармана и с булькающими звуками покатилась по полу, постепенно разворачивая стягивающий ее платок. Мягко коснувшись стены, она остановилась. Абсолютно пустая стеклянная банка, плотно закрытая крышкой с крошечной дырочкой посередине, продырявленной гвоздем.

– Господи, Томас. Это же просто пустая банка. Подбери ее, и марш в свою комнату. Сегодня без ужина.

Женщина отпустила куртку и, бормоча себе что-то под нос, направилась обратно в спальню. Томас не верил собственным глазам. Убедившись, что мать с отцом не глядят в его сторону, он подошел к банке и осмотрел ее со всех сторон. Изнутри донесся слабый мышиный писк.

– Уж не знаю, как ты это сделала, но спасибо, – шепнул ей Томас и, схватив банку, стал подниматься по лестнице в свою комнату.

Томас сидел на подоконнике, свесив ноги наружу. Он ждал, пока звуки из спальни снизу окончательно не потонут в ночи. Половинка луны медленно выплыла из облаков и придала мраку серебристые тона. Накрытая платком банка стояла на письменном столе, заваленном книгами по зоологии и фотографиями дикой природы. На шкафу в слабом лунном свете блестело стекло от разбитого аквариума. Однажды Томас выловил золотистых с оттенком перламутра рыбок в пруду неподалеку от школы. Вначале они просто плавали вперед-назад по аквариуму, а потом Томас стал слышать эти мерзкие звуки, когда пузырьки их воздуха достигали водной границы и лопались. Пшик, пшик. Он их предупреждал. Одну неделю даже не кормил. Но они не слушались. Позже Томас стал замечать отвратительное хлюпанье их колеблющихся жабр и плавника, нервно двигающегося в толще воды из стороны в сторону. Но еще больше его бесил этот взгляд. Будто они насмехаются над ним. Прильнут к стеклу аквариума и смотрят на него. Улыбаются. Спустя неделю Томас не выдержал и разбил камнем стекло аквариума. А потом почти час смотрел, как остатки воздуха уходят из их крошечных рыбных тел, проткнутых в нескольких местах иголками для шитья.

Изнутри банки доносилось жужжание временами то усиливающееся, то замедлявшееся, отдаленно напоминавшее кузнечиковую трель или пение саранчи. Короткие стуки, стоны, завывания, щелчки и скрипы смешивались между собой. Как расстроенный приемник, банка перебирала все частоты, которые только мог уловить человек. Лязг по металлу, шелест листвы, завывание ветра – со временем звуки становились все более реальными и понятными для Томаса. Спустя час изнутри даже послышалось нечто, напоминающее легкую поп-музыку, а потом и джаз.

Стоило Томасу задремать всего на пару минут, как сон нарушил резкий звук падающих предметов. Невидимое существо ударило банку изнутри, и та немного сдвинулась с места. После второго удара она упала боком на стол и покатилась по наклонной, задев лежавшие на краю пару ручек. Уткнувшись в “Происхождение видов” Дарвина, банка остановилась. В пару прыжков Томас достиг своего нового приобретения и взял его в руки.

– Ну, уж нет, красотка. Так не пойдет. Мы тебя подержим в шкафу денек, а там уже решим, что с тобой делать.

Он плотно обвязал банку несколькими плотными кусками ткани и поставил в дальний угол шкафа, предварительно отгородив его от обуви рядом кирпичей, служивших ему несколько лет подряд оградой загона для ящериц. Тогда они славно повеселили его своими попытками выбраться из рукотворного террариума, пока Томас не решил их просто придавить кирпичом. Они слишком много разговаривали, а Томас не любит тех, у кого подвешен язык.

Проверив самодельный внешний замок на шкафу, Томас снял трубку телефона и набрал номер Макса. Он не выносил долгих гудков – эти протяжные тона раздражали его даже больше, чем шелест фольги или лопанье пупырышков с воздухом на полиэтиленовых пакетах. Поэтому он предпочитал звонить только Максу – единственному человеку, который не только всегда держал телефон рядом с собою, но и брал его незамедлительно.

– Черт, Том, ты видел какой сейчас час? – прошипел с того конца электрифицированный возбужденный голос.

– Я нашел ее. Ты должен на это посмотреть.

– Нашел кого? Том, скоро почти двенадцать ночи, и меньше всего мне хочется сейчас играть в шарады. Что случилось?

– Кто там, Макс? – послышался знакомый голос Мэри из трубки.

Несмотря на то, что Макс приложил к аппарату свою ладонь, Томас слышал каждое его слово в ответ. “Тому опять не спится. Подожди минутку – сейчас вернусь”.

– Ну, так что тебе надо? Давай быстрее. Я тут немного не один.

– Вы напоминаете мне крабов, которые до старости ходят по дну, схватив друг друга клешнями.

– Я кладу трубку.

– Постой, постой. Я нашел ее в парке, когда ловил бабочек. Она великолепна. Ты обязан это увидеть. Я встретил такое впервые.

– А если еще раз позвонишь мне в такое время, то впервые увидишь след от моего кулака на своем лице. Завтра в семь вечера приходи ко мне.

– Она там тоже будет?

Томас имел в виду эту идиотку Мэри, мозги которой целиком ушли из головы в область чуть пониже шеи. И что в ней вообще может нравиться? Набитая соломой дура, считающая перхоть за маленьких фей, живущих в волосах. А еще она постоянно болтает. Практически без умолку. Томас не мог выносить ее более десяти минут. Хуже может быть, только когда она смеется. Нескончаемый поток режущих воздух колебаний, от которых уши прорезает нестерпимая боль. В таких случаях Томас закрывал их руками и начинал петь.

– Да, она тоже там будет, Томас. Пора тебе уже смириться с этим. Каждому свое. Я предпочитаю девушек по ночам, ты – своих насекомых. Все довольны и счастливы. Все, отбой. Встретимся завтра. И да, прихвати пару банок пива из дома.

– Ты не пожалеешь о том, что увидишь.

– Не сомневаюсь.

В эту ночь Томасу удалось уснуть только к утру. Он провалялся в кровати почти до часу дня, пока не услышал, как кто-то зовет его. Встав с постели, он в первую очередь подошел к окну и взглянул на лужайку перед домом. Горячий воздух густым туманом поднимался над травой, размывая картину уходящего вдаль ряда одинаковых бежевых двухэтажных домов со скатной крышей и белой верандой. Сосед – мистер Уилкинс – как всегда по выходным готовил барбекю, а вокруг него вереницей бегали трое детей и его жена. Томас даже никогда не интересовался ее именем. За спиной все называли мисс Уилкинс просто Коровой. И не только потому, что она предпочитала черно-белую гамму в одежде.

Лужайка была пуста. Дерево тоже. Томас присел на корточки и прислонил ухо к полу. Вначале была только тишина, а потом кто-то снова произнес его имя. Звук раздавался из шкафа. Пытаясь не создавать лишнего шума, Томас достал из-под кровати отцовскую биту и стал медленно подходить к шкафу.

– Тома-а-ас, – гулом донеслось внутри.

Крепко прижав биту к груди правой рукой, Томас сделал последний шаг и вставил ключ в замок. Пара оборотов и открыто. Он чувствует, как капельки пота скапливаются на лбу, как тело отказывается делать последнее движение, чтобы распахнуть двери. Томас слышит собственное дыхание. От этого он начинает беситься еще сильнее. Собравшись с духом, Томас резко открывает шкаф.

Обувь, кирпичная ограда, запыленные книжки и костюм, в котором он ходил на первое свидание – все лежало на своих местах. Из банки доносилось шипение, перемешанное с хрустом. Будто змея внутри обгладывала кость, на которой остались частички мяса. Краем биты Томас дотронулся до банки. Та на мгновение замолчала. А спустя всего пару секунд туго связанная ткань принялась медленно съезжать вниз. Сама. От страха Томас подскочил на месте, и бита с грохотом упала на пол и покатилась в сторону двери. Сделав шаг назад, парень рукой задел стоящую на столе вазу с увядшими без воды тюльпанами, и та с треском полетела вниз, рассыпав по полу миллионы сверкавших на полуденном солнце осколков. На первом этаже послышалась движение – видимо мачеха услышала шум. Шаги по лестнице.

– Том, у тебя все в порядке?

Ручка двери сделала один оборот из трех. Второй. Опомнившись, Томас вприпрыжку понесся к двери, чтобы закрыть ее изнутри.

– Все нормально. Я случайно задел вазу. Не волнуйся.

– Ты уверен, что все нормально? Не поранился? Давай я хотя бы приберу там у тебя.

– Я же сказал – все нормально. Сам справлюсь.

Томас подождал, пока звуки шагов не утихнут, и неспешно повернулся к центру комнаты. Факт того, что банка уже стояла на столе, его нисколько не удивил. Парень подобрал биту и направил ее в сторону невидимого существа в стеклянной темнице.

– Еще раз двинешься, и этой битой я превращу тебя в лепешку. Для меня это не впервые, уж поверь.

– Эва, – подозрительно отчетливо донеслось из пустой банки.

– Что Эва? – с трудом выговаривая от страха каждую букву, спросил Томас.

– Меня зовут Эва.

Голос был явно женский. По какой-то необъяснимой причине он жутко напоминал Мэри. От этого Томаса лишний раз передернуло.

– Томас, верно? Тебя все так называют.

На соседнем участке мистер Уилкинс включил газонокосилку. Наверняка барбекю поручили готовить кому-то другому. Его жена принялась орать, но слов разобраться было невозможно. Даже сквозь гудение уничтожителя травы Томас отчетливо услышал плач одной из его девочек. Слух был одним из его главных достоинств, впрочем, как и недостатком. Не спуская глаз с банки, Томас подошел к окну и резким движением закрыл его.

В комнате повисла тишина. Дверцы шкафы медленно двигались взад-вперед, повинуясь слабому ветру, проникавшему сквозь щель под дверью. Томас сглотнул. Говорящая невидимка – это было уже слишком. Одно дело – рыбки с тремя головами или ящерицы, голосовые связки которых позволяли имитировать детские “бу” или “кхе-кхе”, но это было воистину чем-то невообразимым. О таком животном, или кем оно еще является, Томас не читал ни в одной из книг, а подобную литературу он видел с заядлым постоянством. Таким добром, как зоологические энциклопедии, у него была забита вся комната. Может, он пропустил его? До прихода Макса стоило проверить, чтобы не выглядеть полным придурком. В любом случае, убежать прямо сейчас было глупой идеей. Вдруг, когда Томас вернется, этого существа тут больше не будет? Такой шанс выпадает только раз в жизни. Томас мысленно поблагодарил себя, что вчера неожиданно решил прогулять школу и пройтись по тому парку.

– Почему ты молчишь? Если хочешь – можешь разбить меня прямо сейчас, хотя не думаю, что это хорошая идея.

– Это почему же? – немного увереннее, чем в предыдущий раз спросил Томас.

– Потому что тебе интересно – что же у меня там внутри, разве нет? Сейчас ты разрываешься между собственным страхом и желанием посмотреть, что же скрывается под стеклом. А вдруг там то, что ты искал всю свою жизнь? Ну же, подойти ко мне, не бойся.

К голове стала приливать кровь. Будто в мозг одновременно вонзили десятки металлических штырей, а по ним пустили ток. Оконные стекла задрожали. А за ними – пальцы. Томас сделал шаг. Еще один. Вот он тянется к крышке, но в последний момент его выводит из оцепенения телефонный звонок. Мелодия одной известной попсовой группы – одной из немногих, которая не раздражает его.

– Ответь, не стесняйся. Я могу и подождать, – нежным голосом сказало существо.

Всем своим телом Томас чувствовал дикое возбуждение. Он помнил это ощущение – когда тепло бурлящим потоком разливается по венам, и каждая крошечная частичка твоего естества хочет вырваться наружу, освободиться из этой темницы правил и условностей. Оно всегда приходит, когда ощущаешь себя по-настоящему большим. Ты медленно берешь ножницы. Руки не трясутся – делаешь это не впервые. Ровно и спокойно отрезаешь одну ножку за другой, пока все конечности не будут аккуратным кругом лежать на алюминиевом блюдце справа. Наступает очередь головы. Одно нажатие рукоятки, и вот еще один отмерший кусочек ткани украшает середину блюдца. Потом Томас предпочитал смотреть, как кровь или иная внутренняя жидкость аккуратным узором растекается по доске. Ему нравился ее запах, соленый, а порой и сладкий привкус на губах. После он принимался за тело. Шаг за шагом он препарировал его, пока оно не разделится на достаточное для изучения количество частей. Это чувство невозможно забыть. Пинцет, скальпель и другие медицинские принадлежности Томас раздобыл у Макса. От любого друга должна быть польза. Даже от такого, не внушающего ни капли отвращения, как Макс. Его отец с матерью работают в клинике для бездомных и подобного добра им хватает с лихвой. Именно они и научили Томаса с хирургической точностью орудовать приборами для вскрытия.

Томас снял и тут же положил трубку обратно.

– Даже не ответишь. Это так грубо.

– Что тебе нужно от меня? – немного успокоившись, спросил Томас.

– А тебе от меня? Это ведь не я сама прыгнула к тебе в банку.

– Что ты такое? – снова выставив биту наизготовку, спросил Томас.

Существо промолчало. Лишь уже знакомый треск послышался из банки. Томас опустил биту и принялся ходить кругами по комнате. Ждать Макса было нестерпимо долго, а решать, что с ним делать, необходимо было как можно скорее. Было неизвестно, сколько это существо вообще может прожить без еды и питья, если они были ему в принципе нужны. В любом случае, оставлять его одного было крайне опасным, но и находиться с ним наедине Томас также не хотел.

– Я собираюсь показать тебя одному другу. Он вроде как специалист по таким редким видам, как ты. Вместе с ним мы примем решение о твоей дальнейшей судьбе, – отважился сказать Томас.

– И что же вы собираетесь со мною сделать? Скормить другим животным? Томас, мы с тобою прекрасно знаем, что тебе сейчас более всего хочется. Таких, как я, ты еще никогда не видел. И никогда более не увидишь, если не откроешь крышку. Поверь мне, прекраснее ты еще никогда в своей жизни ничего не встречал.

Он начинал понимать. Несмотря на страх, Томас безумно хотел откупорить эту чертову крышку и заглянуть хотя бы раз внутрь. Невидимость могла быть защитной реакцией существа на его поимку, или дело было в самом стекле, сквозь которое оно кажется прозрачным, как хамелеон. Томас точно помнил, что там, в парке, поймал не воздух, а реальное существо из плоти и крови, напоминающее бабочку с крыльями разных цветов – черного и белого. Больше всего на свете он хотел увидеть ее снова: потрогать бархатистые крылья, головку в форме пирамиды, крошечные, точь-в-точь как человеческие, пальцы, брюшко, покрытое мельчайшими волосинками темно-синего цвета. Это чувство его возбуждало.

Мелодия группы, которая Томаса не раздражает, снова стала вырываться из телефона. На этот раз он решил снять трубку.

– Да?

– Том, привет. Это Макс. Мы тут с Мэри подумали – не могли бы мы к тебе заскочить через полчасика домой? Знаешь, мои родители опять слегка повздорили, и нам особо некуда податься, а ты живешь тут совсем недалеко.

– Он снова ее избил и повез в больницу, а вас выставил из дома?

– Угадал. Ну, так что?

– Буду ждать, – сказал напоследок Томас и тут же положил трубку на аппарат.

Томас поставил стул напротив стола с банкой и сел на него. Рядом он поставил часы и принялся непрестанно наблюдать за ними, не забывая поглядывать на существо, спрятавшееся под стеклом.

– Я – Эволюция, – неожиданно донеслось из банки.

– Что ты сказала? – вскинув брови вверх, спросил Томас.

– Новая ступень развития всего человечества. Эволюция в чистом виде.

Неожиданно для себя самого Томас улыбнулся.

– В таком случае Дарвин ошибался, и мы все деградируем.

Томас не удержался и расхохотался, да так сильно, что чуть не упал со стула.

Его смешил сам факт того, что он – здоровый и находящийся в уме парень – разговаривает с невидимкой. Да еще и не о чем попало, а об одном из столпов всех наук – биологии.

– По-твоему, это так смешно?

– Ты даже не представляешь как, – практически задыхаясь от смеха, сквозь зубы произнес Томас.

– Динозавры, млекопитающие, человек, чье развитие пошло по пути умственного доминирования над всеми животными – вот ступени эволюции. А кто ты? Бабочка, которая, кроме того, что болтать, ничего более не может и не умеет. Если ты была действительно тем, кем себя считаешь, то давно бы уже выбралась из этой чертовой банки и как минимум – съела бы меня. Почему ты до сих пор внутри? Если ты сильнее человека, то почему тебя останавливает сантиметр стекла, который я могу кулаком разбить? Ну же, ответь, моя Эволюция.

Томас закинул ногу за ногу и, отложив биту в сторону, уставился на банку. Его забавлял этот разговор – еще никогда он не получал столько удовольствия. Макс умрет, когда это увидит. А что подумает Мэри – даже подумать было страшно. Незаметно для себя Томас облизнул губы.

– Почему ты молчишь? Сказать нечего?

– Если хочешь – я могу показать тебе.

– Показать что?

– Что это значит – быть большим. Ты ведь всегда хотел это почувствовать? Я могу тебе в этом помочь.

Из банки прекратили доноситься звуки. Вначале внутри нее все потемнело, как будто налили ртуть или машинное масло. Бурый туман стал обволакивать банку со всех сторон, пока окончательно не скрыл ее в непроницаемом для зрения коконе. Томас вскочил со стула и одним шагом достиг банки, попытавшись ладонью перекрыть потоки воздуха через крышку. Стоило ему дотронуться до стекла, как руку прожгла жгучая боль, мгновенно принявшаяся подниматься все выше и выше по локтю. В ужасе Томас отдернулся от банки и упал на пол, свернувшись калачиком. Пульсирующая боль с каждой секундой точно яд все дальше распространялась по телу. Томас попытался встать, но ноги были ватные, и он тут же рухнул снова на пол. Схватившись свободной рукой за конец биты, лежавшей рядом, он попытался замахнуться на чернеющее пятно, застывшее над столом, но вместо этого попал по стопке книг, с грохотом упавшей на пол.

– Господи, как же больно, – стонал Томас.

– А думаешь, им не было больно, когда ты их убивал?

– О чем ты? Я не, – не успел Томас договорить, как нестерпимая боль пронзила голову.

Он посмотрел на свои трясущиеся руки и ноги, пульсирующие в такт судорогам. Не надо было оставлять эту дырочку для воздуха. Больше никогда он не будет этого делать. Никогда.

Макс с Мэри немного опоздали. По пути они зашли в магазин и стащили несколько банок пива. Это было достаточно просто – Мэри отвлекала охрану, пока Макс выносил добро. Даже от такого человека, как она, должна быть польза. Было в районе пяти часов вечера, когда Томас открыл им дверь и пригласил на второй этаж. Уже по его глазам было видно, насколько он возбужден. По мнению Макса, таких людей вообще нельзя пускать на улицы. Он много раз видел, с каким упоением Томас разрезал крошечные тельца пауков, тараканов, бабочек и рыбок. С каким удовольствием он отделял друг от друга все их конечности, а потом смотрел. Но больше всего он любил слушать. Слушать, как их кровь медленно испаряется на солнце, слушать, как последние остатки воздуха выходят наружу из их мертвых тел. Макс считал его сумасшедшим. Конечно – это были всего лишь насекомые, но даже они не достойны того, чтобы так с ними обращаться. Томас всегда говорил, что все это лишь борьба, эволюция. Сильные всегда издеваются над слабыми. Это их предназначение. Даже отношения между людьми не являются исключением. Мэри однажды сказала, что Томасу просто нравится чувствовать себя большим. Его заводит не вид крови или внутренностей вываливающихся наружу, а сам факт того, что он выше всей этой мелочи. Ему нравилось чувствовать себя на вершине этой пирамиды.

Макс с Мэри поднялись на второй этаж и направились в комнату Томаса. Он шел сзади, не переставая восхищаться той находкой, которую хотел показать.

– Это восхитительно, Макс. Это самое удивительное, что я видел, – говорил он.

– Мы это уже слышали по телефону, когда ты грубо прервал нас на самом интересном месте. Черт, Том, если бы мне не нужны были эти твои услуги для дальнейшей учебы. Вот держи, раз вспомнил. Надеюсь, дело стоящее.

Макс порылся в кармане и достал на свет несколько купюр, тут же вложив их в руку Томаса.

– Ты не пожалеешь.

– Не сомневаюсь, – сказал Макс.

Томас встал впереди Макса и открыл комнату, пропустив своих друзей вперед. На столе напротив окна стояла пустая стеклянная банка, закрытая крышкой. Рядом с ней – ваза с увядшими цветами и книги по зоологии. Томас зашел последним. Три оборота, и дверь закрыта изнутри. Томас повертел ключ в руках и спрятал его в кармане брюк.

– Это что еще за новости, Том?

– Просто меры предосторожности. Она уже пробовала сбежать, поэтому теперь я закрываю все двери.

– Ну, и где она? Показывай, давай. В шкафу, под столом?

Пока Макс и Мэри осматривали комнату, Томас подошел к окну и резким движением закрыл его и задвинул шторы.

– А это еще зачем? Включи хотя бы свет.

– Не думаю, что он нам сейчас понадобится.

Не успел Макс понять, что происходит, как его затылок пронзила тупая боль. В голове сразу помутнело, и уже через несколько секунд он лежал без сознания, растянувшись на полу. Мэри громко закричала, а потом вприпрыжку понеслась к двери и принялась дергать ручку. Томас ненавидел, когда она смеялась. Он ненавидел ее дыхание, цвет ее лица, волосы, походку. Но теперь он понял. Ее крик – был самым прекрасным, что он слышал в своей жизни. Жаль было его так прерывать. Быстрым движением скальпель вошел в горло. Бордовая соленая кровь проявилась на двери, стенах и полу. Мэри отчаянно хотела жить. Точно курица, бегающая без головы, она отчаянно пыталась хвататься за остатки жизни, неминуемо ее покидающие. Он принялась из последних сил стучать по двери, но все, что ей удалось – это едва слышное касание кулака по дереву. Ее тело обмякло и упало на пол. Томас предпочитал не мучить своих жертв. Он всегда прерывал их страдания быстро и по возможности безболезненно. Не было никакого смысла заставлять их мучиться. Но Мэри была совсем другим делом. Он хотел посмотреть.

Вначале Томас ждал, пока их сердца не остановятся окончательно. Он сбросил все учебники со стола, оставив там только пустую банку, и положил туда Мэри. Томас коснулся кончиками пальцев ее изрезанной шеи, плеч, груди. Возможно, теперь он понимал, почему Макс так много проводил с ней времени. Теперь нужно было посмотреть – что же у них там внутри. У этих существ, стоящих на одну ступеньку ниже по эволюции. Ведь это так здорово – ощущать себя большим.