Dixi

Архив



Геннадий  САМЕЙЩЕВ (г. Тула)

11

Баллада об отце

Поздний вечер — дню лета венец,

Голос радио — гордости века,

Двое слушают: сын и отец,

Хит военный «Судьба человека».

Вот окончен рассказ, воцарилась

Ты, звенящая вдруг, тишина…

У отца часто сердце забилось:

Растревожила  душу война!

«Да, сынок, все подмечено верно,

Я ведь тоже в плену был тогда,

Власов  армию сдал — счел, наверно,

Что фашизм не сломить никогда.

Как  жалею, что так получилось,

Видно все же судьбою дано.

Много раз мне бежать приходилось,

Думал: к фронту прорвусь все равно.

Двадцать два мне тогда еще было,

Когда в финской крещенье имел,

Сколько братьев-танкистов побило,

Каждый порох нюхнуть не успел.

Я судьбе благодарен за это,

Что в Финляндии наша взяла:

Миг победы — как сполохи света,

Как подъемная сила крыла!

Слушай дальше: побег, канонада,

И до фронта рукою подать,

Никакого добра мне не надо —

Дай возможность мне, бог, воевать!

Но судьба возражений не терпит,

Свои козни чинит без конца:

Поля минного линии чертит,

Дай живого ей иль мертвеца.

Не нашел я к могиле дорогу,

Поле минное все ж пересек,

А товарищ — помолимся богу! —

Наступил  на смертельный штырек.

Хоронил я товарища молча,

Слезы мне застилали глаза.

«Отомщу за тебя, неокончен

Путь мой жизненный», — только сказал.

И здоровье мое подорвалось:

Боль и резь от промерзшей свеклы,

В хату с краю рука постучалась…

Все же есть патриоты хохлы!

Хоть кацап, хоть грузин, хоть и помесь —

Все равно, ведь больной человек,

Две недели со смертью боролись,

Пряча так, что не сыщешь вовек!

 

А судьба ко мне вновь благосклонна,

Заставляла, страдая, терпеть,

В снах являлась с младенцем Мадонна,

Предрекала мне жизнь, а не смерть.

Фронт катился все дальше и дальше,

Видно мне не догнать уж своих…

Сын, скажу без утайки и фальши:

Как мне было обидно за них!

Не гадал я, и ведать не ведал,

Что опять окажусь у врага,

Заловили меня, и отведал

Я фашистского, сын, сапога.

Как очнулся в товарном вагоне

Смутно помню: болела спина,

И меня, словно волка в загоне,

В плен в Германию тащит война!

И опять повезло мне, сыночек,

В лагерь смерти отец не попал,

Есть под Руром у них уголечек,

В шахте в муках его добывал.

Ох, тяжелая эта работа —

Много пыли на легких сидит,

Вагонеткой сбивали кого-то,

Надзирателем кто-то убит.

Не хотели на фрицев работать —

Саботаж был в почете у нас.

Разрубил себе руку где локоть,

Видишь — шрам: зажило в этот раз.

В лазарете со мной не возились,

Будет жить или нет — все равно,

В голове уже мысли носились:

Может сгинуть мне здесь суждено?

Но судьба не совсем отвернулась,

Хоть и рана глубокой была:

Заражения нет — затянулась

Тонкой кожицей вскоре она…

С шахты все же калеку убрали,

Была осень: поспел  урожай,

Меня к фермеру вдруг отослали,

Мол — живи  и зерно убирай!

Так почти я два года в неволе

На работах у фермеров был,

Вот где, сынка, нужна сила воли:

Иногда с ног валился без сил.

Но когда второй фронт здесь открыли,

Тосковать стал по дому, молить:

«Как мне, господи, плен опостылел,

Дай мне силы на воле пожить!»

И услышал господь ту молитву:

В сорок пятом закончился плен,

У союзников мыло и бритву

Попросил я на робу в обмен.

 

Долг союзники все же отдали:

Осыпали подарками нас,

И в Америку жить предлагали

Увезти: «Кто Европу, мол, спас!»

Что ж, немало таких оказалось,

Кто у  них и поныне живет,

Мне, напротив, сыночек, казалось,

Что и пленных нас Родина ждет…

А с собою я взял — догадайся,

Он в сарае стоит, их товар.

Велик дали, сказали: «Катайся,

Вспоминай из Америки дар!»

Сколько их — безымянных героев,

Что годами томились в плену,

Сын, я тоже один из изгоев,

Кому плен был предъявлен в вину.

Здесь злодейка-судьба «улыбнулась»,

И тюрьма миновала меня:

То ли совесть у власти проснулась,

То ль архив не спасли от огня.

Воротился в свою я сторонку:

Не дожив до победного дня

Птиц на кладбище карканьем громким

Мать родная встречала меня…

Посчитай, что вернулся из ада,

Как в кино. Тебе все рассказал.

Жаль, что нет боевой, сын, награды:

Я победу как мог приближал!

Поздний вечер — дню лета венец,

Голос бати — стон страшного века…

Сын воскликнул: «Жестока, отец,

И прекрасна Судьба Человека!»

 

 
html counter