Литературное объединение «Новые писатели». Занятие второе

Добрый день всем!

Первое занятие нашего литобъединения мы посвятили языку литературного произведения. На втором давайте попробуем разобрать литературный текст в целом.

Итак, дано. Рассказ напечатан в сборнике «Час Рем», издательство «Lulu», составитель Александр Грановский. Автор рассказа — Леонид Кузнецов.

______________________________

ПРИ ЛЮБОМ РАСКЛАДЕ

Вписанная в слово «Дельта» худая черная кошка подмигнула мне с логотипа. Вывеска в полдвери. Ступеньки. Ручки из кованого чугуна. Секьюрити…

Для городка в триста тысяч это что-то из ряда вон… То есть, конечно, не измозоленные покуда до глянцевого блеска дверные ручки, и не животина на логотипе. Секьюрити… Черные офисные костюмы, лица из голливудских фильмов, жвачка во рту.

— К кому, уважаемый?

Мне привычно было проходить мимо разжиревших сержантов в обкоме партии, которые лениво интересовались — куда? и безвольно пропускали по журналистскому удостоверению; несколько жутковато мимо дежурного в здании областного комитета госбезопасности (внимательное изучение удостоверения, звонок кому-то, четкое «Есть!», не вставая: второй этаж, третья дверь налево, вас ждут); пролетать мимо всевозможных ведомственных вахтовых бабушек, которые вытягивались лицом и фигурой при виде моей красной корочки сотрудника областной газеты. В КГБ два раза за все время (интервью с подобревшим к газетчикам в связи с перестройкой гебистским начальством), в обком партии — еженедельно: совещания у второго секретаря, партхозактивы, уточнения. Мимо вахтеров, вохровцев, сторожей — практически ежедневно.

Секьюрити — это впервые. От неожиданности даже притормозил, чуть не рассмеялся этому шкафу в лицо. Но, слава богу, сдержался. Так, хмыкнул чуть-чуть, но он не понял. Или сделал вид, что не понял.

Ирония в голосе — уже, а здороваться еще их не научили. Или у них так — встречают по одежке? Джинсы какие-то старенькие, хотя и настоящий «Левис», свитер крупной вязки… Нет, я сегодня точно не денди. Похоже, со мной можно вот так — через губу…

— К Ясуловичу. Здравствуйте, вообще-то.

— Подождите, я узнаю.

Звонок по внутреннему: «Валентин Сергеевич, тут к вам…»

Сую в нос удостоверение. Реакции — ноль. Читает по складам: «Камышкин».

— Камышин. Областная газета.

— Камышин. Областная газета. Хорошо.

И мне: «Подождите».

Сидим с Ясуловичем напротив друг друга вот уже секунд тридцать. Молчим. Я лезу в карман за сигаретами, за спичками, прикуриваю. Он молчит. Подвинул мне пепельницу и смотрит.

— «Волга», — говорю я.

— Ах, вот оно что!

Он обрадовался. Все-таки ему поначалу было немного страшновато: никогда не имел дел с прессой. А корреспондент, оказывается, обычный покупатель.

Он аж разулыбался. Выдохнул. Сам закурил. На пачке — верблюд. Такие я видел пока только на картинках. И зажигалка как в кино.

— «Волга», — повторил я.

— Ну, это понятно. Одна? Две?

— Сто двадцать.

Он не удивился.

— У нас — только налом.

— Нет проблем.

— Цена вопроса — так… — он достал из кармана записную книжку и посчитал столбиком. — Один миллион девятьсот двадцать тысяч рублей.

— Тогда сто двадцать пять, — сказал я.

— Сто двадцать пять?

— Да.

— Тридцать первых?

— Да.

— Хорошо. Договор?

Я посмотрел на Ясуловича как на идиота: «Вы гоните машины, договор — бумага…»

— Машины будут через две недели.

— Я приду через десять дней, — сказал я и решил откланяться. — Тогда и договорим.

— Вы, кажется, чего-то не поняли. Предоплата — сто процентов.

— Предоплата — два миллиона?

— Налом.

— Я приду послезавтра. Готовьте рыбу договора.

Все началось неделю назад. Мне позвонил знакомый журналист из Душанбе и сказал: «Есть два миллиона. Нужны машины. Волги. Тридцать первые. Новые. Белые. Сто штук».

Я ответил: «Нет проблем».

Про «Дельту» говорили, закатив глаза. Серьезная фирма. Коммерсанты из молодых. Какие-то у них были связи в Горьком. Из первой партии в двадцать машин они три подарили областному УВД и две обкому партии. Широкий этот жест никого не удивил, все понимали — только так. Бизнес. Ничего личного. Надо приобретать правильных друзей. Очередь в «Дельту» за «Волгами» выстроилась сразу. Я точно знал, куда идти.

Мой таджик сказал: «Завтра к тебе прилетит наш человек. Он будет контролировать ситуацию изнутри».

Я ответил: «Нет проблем».

— Послушайте, Валентин Сергеевич! Вот человек. Он должен контролировать ситуацию. Представитель заказчика.

Он вышел в коридор, поманил меня пальцем, жарко зашептал в ухо: «Вы с ума сошли! Какой еще представитель? Вас кинут, как ребенка!»

— Да? Не думаю. С чего бы?

— Так всегда делают. Вы давно знаете этого Сашу?

— Уже два часа. Классный парень. Только молчун. Учитывая, что я тоже не особо разговорчив…

— Я буду иметь дело только с вами.

— Ладно. Нет проблем. А почему?

Ясулович зло посмотрел на меня и тут же ушел, буркнув:

«Только с вами, учтите».

Я вернулся к Саше, который не выглядел озадаченным. Он лишь усмехнулся, когда я сказал: «Херня какая-то…»

— Ладно, вот телефон, позвони...

— Куда, когда?

— Мне, когда будет ясность.

— Нет проблем.

Прошла неделя. Я съездил в две командировки, написал три материала и один раз позвонил Ясуловичу. Он велел перезвонить через день. Я перезвонил. Он сказал: «Машины подготовлены к отправке, послезавтра везите деньги».

— А машины? — спросил я.

— Машины будут. Их отгрузят по моему звонку. Вы отдаете деньги, через две недели будут машины. Сто двадцать пять автомобилей. Белые Волги. Тридцать первые.

Я позвонил Саше. Оказалось, он жил недалеко от меня у своей тетки на улице Кирова.

— Посидим в парке? — спросил я.

— Давай. Через двадцать минут. У памятника.

Перестройка перестройкой, а пиво иногда еще продавали. Правда, только в кооперативных магазинах, но плохое. Сносное куда-то исчезло, казалось навсегда, и даже я со своими связями… А водку я покупал у таксистов, но сейчас был случай не для водки.

Саша стоял возле памятника. Без цветов он выглядел странно.

— Привет, — достал я из пакета и протянул ему две бутылки «Жигулевского». — Здесь я назначал свидание своей жене. Вот именно тут, где ты сейчас стоишь. Видишь того, с букетом? Вот так же я торчал тут каждый вечер в течение полугода.

Он хмыкнул.

— Ну, пойдем куда-нибудь, — предложил я. — Тут есть одно местечко. Там и пообщаемся.

Основательно обсиженная в свое время нами с женой лавочка была свободна. Заткнутая в глубину парка, она хранила верность своим нечастым посетителям. Я смахнул коричневые листья, сел.

— Давай, Сань, приземляйся.

Мы стойко выпили по бутылке плохого пива. Я сказал, что пора везти деньги. Саша пообещал, что сегодня же позвонит своим.

— Слушай, — сказал Саша и отвел глаза.

— Говори…

— Ты же имеешь в этом деле свой интерес?

— Ну?

— А я как же?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Я не ожидал появления нахлебников. С другой стороны… Действительно, он что — зря тут торчал, тетке глаза мозолил?

— Посмотрим.

— Ты посмотри. Только ты посмотри правильно. В корень посмотри. В мои двести восемьдесят в месяц посмотри. Это — одна сторона медали. А вторая… Через три года я — майор. Такие расклады, братишка.

— Ага, братишка. Я же не тупой…

— Мне так и говорили.

Мы выпили по второй бутылке пива и разошлись.

Утро я начал со звонка в Душанбе.

— Здравствуйте, мне Николая.

— Оставьте сообщение, я ему передам.

— А сам он где?

— В командировке.

— А когда вернется?

— Если не задержится, то послезавтра. А что ему передать?

— Передайте, что он ишак и мудила… И еще… пусть выпьет за упокой раба божьего Камышина.

— У Николая умер кто-то из близких?

— Пока еще нет. Но, думаю, ждать осталось недолго.

Я нажал на рычаг телефона и тут же набрал Александра.

— Привет. Как дела?

— Хорошо.

— То есть хорошо — это именно хорошо?

— Лучше не бывает. Сегодня в восемь утра они выехали сюда на двух «шестерках». Завтра к обеду будут в городе. Я буду держать тебя в курсе.

Я положил трубку и решил обдумать ситуацию. По возможности как можно более спокойно. Итак, я вляпался по самое не хочу. Никогда не имел дел с КГБ (единственное интервью не в счет — это работа, святое). То, что мои таджики-заказчики не менты, это к бабке не ходи. Стоп, но ведь могут оказаться обычными вояками… Почему это я сразу решил, что они из конторы?

Я повеселел.

Расклад простой. Вояки решили подзаработать. Толканули налево пару десятков списанных танков, в два этапа превратили безнал в налку… Да легко…

А вдруг из конторы?

Блин, и ведь не спросишь напрямую: «А что у вас, ребята, в рюкзаках?» И так знаю. В рюкзаках у них два миллиона рублей, стартовый капитал. По крохам, наверное, собирали, по копеечке…

Если из конторы, то мне кранты. Хана. Пиздец, короче. При любом раскладе. Кто я? Да никто. Это я перед бабушками корочками своими могу козырять. А тут — система. Я в ней лишний, сто пудов.

При любом раскладе.

Так, журналист, думай дальше…

Я курил уже третью сигарету подряд, «родопины» превращались в дым, тот улетал за окошко, смешивался с уличной вонью и превращался в ничто. Пустота бессмысленна. И хотя в пустоте эхо шагов отдается звонким, но это лишь когда идешь к правильной цели. Сегодня единым строем на марше десятки тысяч — это славный отряд советских журналистов вместе со всем советским народом…

Я набрал номер мамы. Она подошла не сразу.

— Привет, ты как? Не болеешь?

— Все хорошо. Давно не виделись. Заскочил бы. Я тебя покормлю. Исхудал, небось.

— Заскочим с Леной сегодня после работы. Ты это… сходи в церковь, ладно?

Короткие гудки. Ухнуло. Ушло.

Писать не хочется, хотя собран материал на две статьи. Но надо.

Начал. Сигарету выбросил, мысли лишние из головы выбросил, полистал записную книжку. Кадр, конечно, этот Стас… Но — самое то для газеты.

«Еще пару лет назад в городке N слыхом не слыхивали о таком виде общественного транспорта как такси. Люди опаздывали к поезду, часами дожидались автобуса, который почему-то имел свойство ломаться в самом неожиданном месте и всегда не вовремя.

Люди готовы были платить любые деньги, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. Заранее договаривались с соседями — счастливыми обладателями автомобилей, чтобы их доставили в нужное место. Сколько мороки, когда проблема, казалось бы, решается очень просто!

Горсовет еще в шестидесятые — больше двадцати лет назад — отказался от затратной и нерациональной идеи собственного городского парка такси. С этой идеей выступил тогда совсем еще юный Станислав Козырев — второй секретарь горкома комсомола. По шапке он тогда не получил, даже похвалили за инициативу, но идею, как водится, спустили на тормозах. Прошло время. И вот — звонок в редакцию.

— У меня новость. Приезжай, все расскажу на месте…»

Частное такси, как же до этого еще не додумались? Нет, Стас все же молодец, дело нужное. Да и мне червонец не помешает. Я писал быстро, сразу набело, отнес материал машинисткам, наврал, что в номер…

Просто. Понятно. Привычно. Легко. Мне все это нравится, вообще-то. Мне именно это нравится… Вот ведь, если человек в своей тарелке, то чужой межпланетный носитель ему без надобности, правильно? Эх, блин, Камышин, лезешь, куда не просят. Совсем не думаешь о последствиях.

Ладно, с этим понятно. Может пообедать?

— Лен, спускайся, сходим в столовую.

— Ага. Ты возьми там на меня. Я подойду через пять минут.

— Я матери звонил. Хочет, чтобы поужинали у нее.

— Угу, — она с недоверием ковыряла рыбную котлету, принюхивалась, не решалась проглотить, — не могу сегодня. У меня эфир вечерний. Один иди. Привет передай ей. Пусть мою передачу посмотрит в восемь.

— Да она всегда смотрит.

— Фу, гадость… Купи мне пирожное какое-нибудь. И когда нас перестанут кормить всякой дрянью?

В три я позвонил Ясуловичу.

— Как у вас дела? — поинтересовался он вместо приветствия.

— Завтра.

— Неужели?

— Не вижу повода для сарказма, Валентин Сергеевич. Все в штатном режиме. Просто хочу предупредить. Я, конечно, человек маленький… А вот покупатели.

— … Вы, вы… Вы там с ума сошли? О, господи! За что мне это? Может, вы решили меня просто попугать? Так не выйдет. У меня все схвачено, учтите! Менты, остальные… я же тебя в порошок…

И этот — туда же. Ну, точно. Никакими авто он, конечно же, расплачиваться не собирался, гусь. Забрать деньги и смотаться. А может и не уезжать никуда. Ходить спокойно в свою фирму с пантерой на логотипе. Промокашка из банды «Черная кошка». Ясно же было — афера чистой воды. А теперь, когда узнал, с кем ему предстоит иметь дело, начал метать икру.

— Валентин Сергеевич, уважаемый! О чем вы? Вы там своим скажите, что завтра. Ну, чтобы все в ажуре. И договор — все чин чином. Мы же интеллигентные люди, правильно? И машинки чтоб.

— Хорошо, — обреченно согласился он. — Хорошо. Приезжайте. Но авто будут по двадцать пять. Это — мое последнее слово. Понятно? Два миллиона — это, — он почти хрипел, — восемьдесят штук.

— Сколько? Мы же договаривались…

— На других условиях я договор подписывать не буду.

Короткие гудки.

Я никак не мог представить, сколько же это — два миллиона наличных рублей. Наверное, не так много, если поместились в багажнике двух автомобилей производства Тольяттинского автозавода.

Я ничего не мог сделать.

— Мам, ты же, когда была главбухом, начисляла зарплату, правильно? Сколько там у тебя получалось итого? Ну, на всех. На весь коллектив.

— Не помню. Тысяч сорок пять. Так у нас и работало-то всего двести восемьдесят три человека.

— Всего-то… Спасибо, вкусно, как всегда. Ну что, посмотрим Ленкину передачу?

... Телефон было слышно в коридоре. Я успел открыть ключом дверь и взять трубку.

— Камышин?

— Я.

— Это Александр. У нас неприятности. Наших остановили узбекские гаишники, потребовали открыть багажник. Была перестрелка. Шум. Нашим пришлось вернуться. Сделка отменяется. Ты слышишь меня? Черт, что-то с телефоном…

Жив.

___________________________________

Рассказ был дан для прочтения четырем нашим авторам — Игорю Косаркину, Сергею Кардо, Евгению Филимонову, Александру Симатову. Каждый написал рецензию, в которой постарался объективно найти плюсы и минусы произведения.

Сразу обращу ваше внимание на эти слова — «плюсы и минусы». В них — главное, на мой взгляд. Разбор любого произведения без того, чтобы хоть как-то похвалить (или хотя бы ободрить) автора, не имеет смысла изначально. В противном случае нужно говорить одно слово, начинающееся на четвертую букву русского алфавита. Тексты, достойные только этого единственного слова, мне на моем веку встречались неоднократно, но мы их в расчет принимать не будем, рассматривать не будем, просто забудем, что такое вообще возможно. А за аксиому примем, что всегда есть за что похвалить автора, и всегда есть явные или не очень явные авторские просчеты, о которых тоже необходимо говорить.

Ниже мы даем три рецензии из четырех (рецензия Александра Симатова будет размещена позже, в специальном блоке), а потом попробуем связать все это в единый узел.

При любом раскладе, или бег по струнам

(анализ рассказа Леонида Кузнецова «При любом раскладе»)

«Прошли по тылам мы,

держась,

чтоб не резать

их — сонных, —

И вдруг я заметил,

когда

прокусили

проход:

Еще несмышленый,

зеленый,

но чуткий

подсолнух

Уже повернулся

верхушкой

своей

на восход».

В. Высоцкий. «Зелёный подсолнух

(песня о Евпаторийском десанте)»

Не преминув воспользоваться представленной возможностью «пройтись» по новому произведению, я сел в кресло, включил компьютер. Глядя на текст рассказа, который мне предстояло «открыть», я вдруг задумался: какой метод выбрать при анализе литературного произведения, который бы чётко сформировал итоговую картину, мыслеобраз, олицетворяющие собой завершённое восприятия читателя? Создал устойчивое впечатление от прочитанного. Чтобы потом, по прошествии нескольких часов или дней, вновь в сознании воспроизвести сюжет и предаться размышлениям, следуя вектору, заданному автором.

Чтение первого абзаца навеяло идею, если хотите, определило концепцию анализа. Цитирую: «Вписанная в слово «Дельта» худая черная кошка подмигнула мне с логотипа. Вывеска в полдвери. Ступеньки. Ручки из кованого чугуна. Секьюрити…»

Стилистические аналогии возникли мгновенно. Сначала вспомнился Александр Блок: «Ночь, улица, фонарь, аптека…». Так, хорошо. Замаячила ритмика поэтического этюда, значит и выбор метода уже близок.

Ещё раз глазами вернулся к началу первого абзаца. Мысленно выстроил текст:

«Вписанная в слово «Дельта»

худая черная кошка

подмигнула мне

с логотипа.

Вывеска в полдвери.

Ступеньки.

Ручки из кованого чугуна.

Секьюрити…»

Любопытно. Текст прозаического произведения выстроился в белый стих. К чему бы это? Продолжил экспериментировать, уже разглядев замаячивший на горизонте инструментарий, который должен мне помочь в достижении поставленной цели.

«Вписанная в слово «Дельта» худая черная кошка подмигнула мне с логотипа.

Вывеска в полдвери.

Ступеньки…»

Вот это да! Это уже хокку.

«— Эврика! — воскликнул Архимед и выскочил из ванной». Итак, ритм. В первую очередь — ритм. Который я определил как основной инструмент анализа. В рассказе, в том, как он изложен, выявилась поэтика. А там и до текста песни недалеко. Но я же анализирую прозу, а не стихотворение…

«Что с того?» — возразил я самому себе. Первые ассоциации задали нужное направление — ритм. Но ритм стиха или что-то иное? Музыкальный ритм, вот что! Прочесть произведение так, словно слушаешь игру на испанской гитаре. Движения главного героя, второстепенных персонажей, повороты сюжета интерпретировать тональностью и способами игры на гитаре. Пустить их в бег по струнам, следуя за пальцами музыканта (автора). И довериться своему слуху. Уловить, где пальцы музыканта неловко легли на лад грифа гитары, смазав аккорд. Где-то случайно задета не та струна, а где промелькнула и фальшивая нота…

Что ж, метод выбран. Теперь от начала и до конца необходимо прослушать исполнителя. Я прильнул взглядом к монитору. Бег по струнам начался.

Первый абзац поэтичен, но немного нескладен. Но интригу уже задаёт. Так и представляешь себе, что это только настройка гитары. Вот-вот зазвучит музыка. Секундное терпение. И музыка зазвучала.

Экспозиция. Лёгкая, постепенно ускоряющаяся игра перебором в средней тональности, не вызывающая тревоги. Только растущее любопытство — что там, впереди…

Леонид Кузнецов, безусловно, мастер своего дела. Ещё пара аккордов (предложений) и ты уже бежишь по струнам рядом с главным героем. Погружаешься в антураж композиции — перестроечные времена с мутной водой, в которой можно неплохо наловить рыбки. Журналист Камышин, судя по его размышлениям, деяниям — профессиональный журналист, не лишённый таланта, а посему востребованный в определённых кругах, вполне ушлый тип. Легко включается в перестроечный бедлам, умеет вести деловые переговоры и моментально реагирует на стремительно изменяющуюся обстановку. За словом в карман не лезет. Находит нужный ответ на любой неожиданный вопрос. Его визави по переговорам — поначалу «тёмная лошадка», но несколько эпизодических ходов приоткрывают (ещё только приоткрывают) его слабые стороны. Но могут быть и сильные. Не у Ясуловича как личности. Личность так себе. У его потенциальных покровителей.

Игра ускоряется. Нет лишних слов. Каждое предложение ёмко и самодостаточно. В композиции возникают новые ходы (персонажи), меняющие мотив. Главный герой ввязался в сомнительную игру с непредсказуемыми последствиями. С одной стороны неразгаданный Ясулович, с другой — таджики, ребята из пока ещё братской республики с намерениями раскрутить свой бизнес и явно без чувства юмора. Особенно — в денежном вопросе. Кто они? Сотрудники спецслужб, военные или обычные бандиты — не важно. Они также потенциально опасны, как и посредник сделки. Отсутствие полной информации у Камышина о заказчиках и исполнителях превращают его авантюру в «русскую рулетку». Причём, из барабана револьвера вынут только один патрон. Наступила основная часть. Игра перебором перешла на игру боем. Аккорды слаженно сливаются друг с другом. Тональность меняется. Звучание гитары становится ниже и тревожней…

Кода. Или интерлюдия. Кому как нравится. Бег по струнам снова меняет тональность. Исполнитель опять переходит на перебор. На короткое время. Общение с неким Сашей. Обрисовано почти как романтическое свидание. Александр — своего рода контролёр заказчика, но не более. Непосредственно на месте основных событий, происходящих с главным героем, он где-то в стороне. Пожалуй, его образ самый загадочный. И таковым останется до самого финала. Черты характера Саши не сильно прорисованы. Нет, всё-таки — кода. Дополнительный раздел в музыкальном произведении, не особо берущийся в расчёт.

Снова переход к основной части. Игра боем. Струны звенят от напряжения. Водоворот событий. Ясулович — типичный кидала. Заказчики… Заказчики на подходе с большими деньгами и явно не ждут разочарования. Они ждут сто белых автомашин «Волга». Напряжение приближается к апогею. Камышин, будучи посредником, как гонец с плохой вестью выглядит почти обречённым на заклание. Но старается держаться невозмутимым, умело блефует…

В игру боем вклинивается тамбурин. Затем пальцы музыканта соскальзывают со струн, и к их звучанию добавляется дробный стук по деке гитары. Напряжение. Наэлектризованная атмосфера, запах озона. Вот-вот грянет гроза или ураган. Тон музыкальной игры становится низким, главный герой бежит по верхним струнам. Кажется, он сейчас сорвётся. Перед финалом невольно задерживаешь дыхание. Что последует за текущим аккордом (простите, предложением)?

Финал. Резок. Тамбурин, а затем касание нижней струны, выдающей тонкий высокий звук… На фразе: «Жив». Бег по струнам завершён.

Закрыв глаза, можно прислушаться к собственному впечатлению от рассказа и предаться размышлениям.

После первоначальной настройки ритм повествования сохранялся. Да, менялся по воле автора, но не сбивался. Лаконизм предложений, как описательных, так и диалогов, делает рассказ ненавязчивым, быстро читаемым. Сюжет интересен. Особенно для людей, родившихся «после». Ведь интересно знать, как оно там было, перед апокалипсисом тысяча девятьсот девяносто первого года. Сигареты «Родопи». Что это? Не объяснить, ребята. Тогда — болгарский шик. Горбатый «Самец» — вообще в диковинку в провинции. Это потом он стал «Кэмелом» и появился повсеместно. Всё-таки Леонид Кузнецов придумал отличный антураж для главного героя. Да и события, помести их в современность, выглядели бы не столь остро, не щекотали нервные клетки. Грязная жижа девяностых — начала двухтысячных притупила человеческое восприятие. Мошеннические сделки, аферы, махинации, рейдерство… Кого этим удивишь? Но интригует, удивляет. Потому что первоисточник любой деятельности, даже экономической преступности, вызывает любопытство. Как там зарождался нынешний капитализм-то?

Читатели старшего поколения тоже не останутся недовольны прочтением. Просто потому, что ностальгия по прошлому превыше минусов той эпохи. Особенно, когда взирая с высоты прошедших лет, минусы вдруг превращаются в плюсы.

Вообще, конструкция произведения, авторский стиль, динамика, ёмкость и точность определений, несомненно, для начинающих авторов должны послужить хорошим примером того, как надо писать интересный короткий рассказ. Учитывая, что большинство конкурсов, где «плюшки» — публикация рассказа (а именно этим и грезят молодые писатели) — ограничены в количестве знаков, соответственно и присылаемые тексты должны быть ёмкими, содержательными, с осмысленной и завершённой идеей сюжета. Поэтому рассказ «При любом раскладе» очень даже к месту и соответствует заявленным целям литературного объединения «Новые писатели». 

Положительные стороны я озвучил. Теперь поговорим о недостатках самого рассказа. Их немного, но, на мой взгляд, они имеют место быть. Среди безупречного музыкального ритма промелькнуло несколько фальшивых нот.

Камышин либо законченный эгоист (возможно, не без замысла автора), либо до безобразия наивен (что опять же исключено, исходя из сюжета). Тогда что? Главный герой тревожится за себя, постоянно размышляет, чем может обернуться для него авантюра, в которую он влез по уши. В финале, как на выдохе, констатирует — «Жив». Выбрался из передряги. Но при этом его вообще не беспокоит (точнее, даже не возникает) мысль, что вся затея могла обернуться трагедией не только для него, но и для супруги, и для матери. Немаловажный, на мой взгляд, момент остался за пределами рассказа.

Саша. Будущий майор. Контролёр от таджиков... Занимает место в рассказе и мыслях главного героя едва ли не больше, чем родные люди. Камышин странным образом назначает ему встречу, по логике, пожалуй, в самом сокровенном месте главного героя. Почему? Предположу, что часть текста произведения осталась «за бортом», но, естественно, не факт. Тогда вопрос зависает в воздухе. Главный герой не беспокоится о родных, но крайне внимателен к малознакомому Александру. На мой взгляд — нелепый алогизм. Да, он вроде как в финале оказался в эпицентре событий. Но, при другом повороте сюжета, с таким же успехом в эпицентре могли оказаться Лена и мама Камышина. Так почему столь важен Саша? Пожалуй, вместо коды в композиции лучше бы была интерлюдия. Она ярче выражена в музыке, более содержательна. Такой же элемент можно экстраполировать и на литературное произведение. Признаюсь, я остался в недоумении.

В самом начале в качестве эпиграфа я привёл отрывок из песни Владимира Высоцкого «Зелёный подсолнух». Не для нагнетания интриги в анализе рассказа (какая может быть интрига в литературном обзоре). В качестве примера того, чего мне, как читателю, не хватило в рассказе — красок. Без их излишеств, естественно. Лавочка в парке, опавшие листья… Нет, не хватило. Очень хотелось глазами главного героя увидеть «несмышлёный зелёный подсолнух, верхушкой своей повернувшийся на восход». Несколько аккордов, ставших изюминкой композиции, могли бы поместить Камышина из плоской двухмерной среды в многомерный и яркий мир. Ведь даже при наличии нуворишей, прохиндеев и проходимцев всех мастей, вселенная не перестаёт быть выше мышиной возни людей ради наживы.

Но… друзья мои, это всё философия. Выражаясь терминологией Стивена Кинга, «литературная слоновость», на которую он сетовал, касаясь своих произведений, Леониду Кузнецову не грозит. Стиль, интрига, ритм, мелькающая за прозаическим текстом поэтика… Рассказ будет интересен читателю.

При любом раскладе…

И. Косаркин  

Здесь и далее мы будем выделять жирным шрифтом то, что, на наш взгляд, требует особого внимания и потребует дополнительных комментариев (прим. — Л.К.).

Как осторожный и где-то даже трусоватый человек скажу сразу — я не до такой степени люблю деньги, чтобы связываться одновременно и с конторщиками и с непонятно кем из солнечной Средней Азии. Я застал те времена, о которых пишет уважаемый г-н Кузнецов и замечу, что первое впечатление от рассказа — он старый. Т.е. написан в начале 90-х. Или автор с большим мастерством сделал его сегодня, но стилизовал под то время. Но зачем? Сейчас другие кумиры и проблемы.

Второе впечатление — повествование не передает всего ужаса положения, в которое главный персонаж бездумно ввергает себя своим — «нет проблем». У него есть работа. Никогда не был корреспондентом, но могу предположить, что это не последнее место в городе. Связи, кое-какая известность, газета выходит — стабильный заработок, автор скорее всего не бедствует. Что сподвигло героя воткнуть свою голову льву, который и не очень хочет открывать пасть? В повествовании нет никаких намеков на мои вопросы. А они висят и вопиют — с какой стати? Ведь кинут — даже плечами пожимать не надо. Вероятность, как тогда говорили — кидалова — возрастает в геометрической прогрессии от суммы сделки. Вспомните тогдашние расценки. Заказать человека — положим, 15 000 рублей. Из чего вытекает — сумма безопасной сделки должна быть меньше. Т.е. — исход рассказа предопределен. И еще — как говорят преподаватели геометрии — вообразим. Сделка состоялась. Машины пригнали — деньги передали. И тогда никакой интриги. В обоих вариантах это минус. Боковым зрением вижу конец текста и качаю головой — я уже догадался, чем все кончится.

По сути изложения. Репортажный стиль — самое верное решение в передаче атмосферы происходящего. Но с раскрытием деталей я не очень соглашусь. Не чувствуется весь ледяной холод ситуации и безвыходность положения героя практически во всех мизансценах. Вспоминаю свою встречу с офицером ГБ — несмотря на его уверения, что никаких претензий ко мне контора не имеет, а просто они хотят, чтобы я им помог как специалист-инженер, я шел домой окольными путями в полной уверенности, что у меня уже идет обыск или что-то подобное и вообще мне пора готовиться к зоне — мало ли что им придет в голову? Хотя я ни ухом ни рылом в какой либо измене или о чем-то подобном даже в страшном сне помыслить не мог. Темнить и запугивать они все мастера. Я еще записался в секцию карате, чтобы хоть что-то выучить из мордобоя, чтобы выжить среди зэков. Такие были мои впечатления. Притом, что мне не угрожали. И ни на что не намекали.

Закончилось все загадкой. Жив. Если сейчас — то слава Богу. Если спустя сутки после развязки — ни о чем не говорит. И тогда все становится весьма трагично. Мама-то все чувствует и понимает. Эх, непутевые дети. Они сокращают жизнь родителей.

Но на душе отлегло. Я читал слова г-на Кузнецова, адресованные участникам конкурса. Значит, все с ним в порядке. И поймал себя на мысли — а написано-то классно — я даже мысли не допустил, что вся история выдумана. Браво. Я попался.

С уважением,

Сергей Кардо

При любом раскладе

Рассказы бывают разные. Не в смысле «о разном». А именно, что разные. В плане их литературности. Какие-то — мини-повести, другие — зарисовки, иные же — просто пересказ того, что было, эдакая байка. Как если бы встретились два человека, и один другому о себе всё и выложил как на духу, не особо заморачиваясь условностями и сложностями малой прозы.

Я, конечно же, не критик и не литературовед, так — читатель, и кое-где литератор. И разбирать чужое произведение могу лишь именно с такой колокольни, не особо профессиональной, а сугубо личной, с уклоном как раз в читателя.

Передо мной рассказ Леонида Кузнецова «При любом раскладе». Ознакомиться с его текстом может каждый из вас, пересказывать и перевирать при этом что-то я не буду. Прочитайте сами. И мы вместе попробуем разобраться, какие достоинства у этого произведения, и какие недостатки. Автор попросил меня подойти к его анализу с максимально возможной жесткостью. Не жестокостью, нет, а именно жесткостью. Я думаю, вы понимаете разницу.

Итак, возвращаясь к началу моего спича. Рассказы бывают разные. Этот, на мой взгляд, как раз из разряда пересказов. В чем достоинства таких произведений? Правильно, в их жизненности и узнаваемости ситуаций. И неважно при этом, что мы никогда не были в высоких чертогах власти и не имеем никакого отношения к журналистике, мы ведь тоже из этой реальности. Такие произведения дышат жизнью, и имеют, как бы это сказать, некую упругость. Особенно, если автор задается целью сделать их именно таковыми, введя в повествование речевые повторы, придавая ему той самой упругости и легкой пульсации.

В данном рассказе, по крайней мере в первой половине, таковым является рефрен героя «Никаких проблем». Это придает ему и легкости, и натуральности, и эдакой разговорной разухабистости.

Но далее этот рефрен исчезает. Не знаю уж, почему автор решил так, возможно и не было никакой задумки с повтором-якорем внимания, и я вижу то, чего и нет вовсе? Но, если меня это задело, возможно, что и не только меня, не так ли?

Вот мы и пришли к проблемке — цельности рассказа.…

Выше я применил слова дыхание и упругость. В моем понимании, это как раз описывает наличие костяка произведения, его изящность и легкость. Ибо, что живое — то привлекает. Многим, к примеру, не нравятся рассказы Шукшина, но они именно что живые. И цельные.

Так вот, здесь мне показалось, что имеется сбой. Не запрограммированный автором, а попросту появившийся сам собой, в силу того, что Леонид, возможно, и не задумывал создавать пульсацию, основанную на рефрене. Но я же её ощутил! И это проблема.

Косяк ли это? Не знаю, не буду сие утверждать, ведь, как я изначально и сказал, все выше- и нижесказанное — лишь сугубо личная точка зрения, не литературоведа, но пишущего читателя.

Снова возвращаемся к цельности рассказа. Она плавает, стилистика уходит от разговорности в литературность и снова обратно. Да, это делает полотно повествования богаче, расширяя его горизонты. Композиция тоже плавает, от центральной темы к периферии и обратно. Вот только нужны ли эти флэшбэки и обращения к сиюминутности в коротком рассказе про авантюру, не сбивают ли они темп и ту самую упругость? Давайте обсудим это, если есть желание.

В предоставленном мне файле текста, но именно в нем, есть еще одна небольшая проблемка. Разбивка. В паре мест я спотыкался в абзацах и пробельности между ними, возможно это обусловлено копированием с какого-то источника а-ля интернет-страница без последующей строгой корректуры. Бывает такое, проходит мимо при правке, а на выходе царапает читателя.

В целом, рассказ состоялся. Нарисованная нам картинка из жизни мелькнула … и погасла. Вспомните ли вы о ней, я не знаю.

Евгений Филимонов

Итак, что мы имеем в результате?

Пойдем по порядку.

Рассказ пишется для себя или для читателя. Первое, кстати, тоже довольно часто встречается — у начинающих литераторов (глаза в небо, томное — «я это так, для себя… ну что вы… но если вы хотите — вот, прочтите…») и у профессионалов (работа по сбору материала под будущую крупную вещь, эскизы, которые потом будут превращены в главы новой книги). В зависимости от этого все и строится. Коли рассказ написан для себя, то он может быть сырым, незаконченным, экспериментальным, возможно потребующим дальнейшего вмешательства автора, а возможно более никогда не востребованным. Предполагается, что в таком виде этот текст никто, кроме самого автора и рецензента-консультанта, не увидит.

Если для читателя, то это уже не полуфабрикат, а конечный продукт, со всеми отсюда вытекающими.

Кстати, а что вытекает-то? Давайте разбираться.

Автор рассказа писал его в конкретный сборник «Час Рем», посвященный годам перестройки, у сборника есть даже подзаголовок — «Эти лихие 90-ые».

То есть в формуле x+y=z уже был известен заранее X. Остальное нужно было придумать. (Вот, кстати, первый посыл — на самом первом этапе создания текста надо выбрать: придумать и вспомнить, или вспомнить и придумать).

Но объяснения автора, в конце концов придумавшего Y и с горем пополам получившего Z, никого из читателей не интересуют. Читатель — это потребитель продукта. А продукт должен быть свежим, вкусным, завернутым в красивую бумажку и соответствовать заявленным на упаковке качествам. И если читатель обманется в своих ожиданиях, то будет очень огорчен. А еще читатель выступает заказчиком, выставляет ряд техусловий. И снова обманется, и снова будет огорчен, если автор не выполнит всё из заявленного заказчиком.

Так что автор должен исхитриться написать так, чтобы либо соответствовать ожиданиям читателя, либо исполнить текст лучше этих ожиданий.

            Трудно предположить, что к автору рассказа предъявлялись какие-либо завышенные требования — чай, не Пелевин и не Кантор. Но какие-то, самые минимальные, предъявлялись, что можно детально рассмотреть, перечитав представленные рецензии.

            Претензии пошли сразу, потому что заявленный строй рассказа впоследствии выдержан не был — сбой ритмики, недостаток стилистических ухищрений, провалы в конструкции, нестыковки в сюжете.

Причем, каждая претензия обоснованна, тут уж понятно, собратья по перу врать не станут.

Какие делаем из всего этого выводы?

Задача.

Если вы пишете текст абы как, не ставя себе хотя бы минимальных этических, эстетических, конструктивных и стилистических задач, то у вас точно ничего не выйдет, можете даже не начинать. Я ставил несколько.

Давайте разбираться, что вышло, а что нет.

Точно совершенно не предполагал делать из себя нравственного урода — эгоистичного делягу, забывшего в накатившей (пусть даже и неожиданно) жажде наживы про маму и жену. Из себя? Не из героя? В итоге получилось, что из себя. Уровень эгоцентричности текста таков, что читателю гораздо проще ассоциировать главного героя с автором, чем с неким персонажем.

Думайте, пиратики, думайте! Ведь вы не станете потом объясняться с читателем — я, де, писал вот так, а не иначе. Читатель читает то, что написано и НИКОГДА не ошибается. Если он что-то не прочел, значит это не было написано. Если он прочел не так, как вы хотели, значит было написано неточно. Я уже говорил раньше, что приблизительности литературный текст не допускает. Вот вам и доказательство.

Употребляя местоимение «я» в качестве презентации главного героя, будьте готовы к тому, что текст вытащит из вас те качества вашего характера, о которых вы не догадываетесь, либо которые тщательно скрываете. Профессионалы специально пользуются этим свойством литературы, чтобы «оборачиваться» перед читателем зайчиком или серым волком, в зависимости от поставленной задачи.

Второе, о чем предполагал, что получилось, но недотянул. Острота ситуации. Казалось, что читатель сам должен додумать за автора, сам сложить «эту пазлу». Не нагнетать, не форсировать, ухмыляться, а не хохотать.

Ничего читатель за автора додумывать не будет, ему обязательно надо расставить вешки. Если хотите реально горячо, надо это горячо сделать реально.

Далее. Ритмический строй текста. Браво Игорю Косаркину, который разложил все по полочкам. Всегда говорил — написали, пусть полежит, а потом перечитайте. Вслух. Сбои видны, точнее всегда слышны.

И наконец, на сегодня последнее. А то мы все дела сразу переделаем, а на завтра ничего не оставим.

Про «никаких проблем».

Тут я считаю, что все сделано точно. Глупое это присловье вылетало изо рта главного героя не просто так, не разухабисто. Ему действительно казалось, что он без всяких проблем перейдет из состояния успешного журналиста в разряд матерого бизнесмена. Ему действительно казалось, что мир ему улыбается, и что он вытянул птицу счастья из рукава удачи. Кстати, с некоторыми ныне долларовыми миллиардерами так и произошло. Это потом им пришлось показать зубы и выбрать для себя — кто они на самом деле. А тогда они были просто удачливы. Каким был, как ему казалось, главный герой рассказа.

А потом наступил весь ужас ситуации, и говорить «никаких проблем» уже было невозможно.

Весь этот пассаж про «никаких проблем» я бы свел к тому, что каждый автор всегда должен разграничить для себя, какую критику он может принять как рациональную, а с чем принципиально должен быть несогласен. Если, конечно, он изначально знает — о чем и зачем пишет.

Для следующего анализа мы выбрали рассказ Романа Богословского «У подъезда».

Роман, я это знаю точно, очень внимателен к замечаниям и лоялен к правильной критике. А критиканство (если вдруг оно каким-либо образом проявится в присылаемых текстах) просто оставит за бортом, умения отличать зерна от плевел ему не занимать.

Вот ссылка на рассказ — http://www.new-writers.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=621:2015-01-18-12-51-42&catid=32:-2015&Itemid=79

Напоследок обращаюсь ко всем — пишите. Попробуйте себя в анализе чужого текста, тогда легче будет работать со своим. Мы же гарантируем, что все ваши рецензии-разборы будут использованы в следующем нашем заседании.

Если у вас есть что добавить к нашему второму занятию, тоже будем рады.

До следующего воскресенья!

 С уважением,

Леонид Кузнецов