Dixi

Архив



Литературное объединение «Новые писатели». Занятие четырнадцатое

 

Добрый день всем!

Мы продолжаем тему МОЯ поэзия.

Сегодня мы предоставим слово человеку, который осветит тему чуть в другом ракурсе, причем с той степенью откровенности, которая и потребна в разговоре, когда речь заходит о поэзии, то есть — высшей.

А потом уж наметим и тему следующего занятия, надеюсь, она будет интересна многим.

 

«Я ПИСАЛ СТИХИ, НО БОЛЬШЕ НЕ ПИШУ…»

 

Как ни странно, но начну с… Лени Кузнецова, думаю я вправе его так называть, потому как порукой тому наша многолетняя дружба.

Так вот, именно его «откровения» (впрочем, почему — с кавычками?!), именно его откровения я прочитал особенно внимательно, когда мне было предложено написать «сочинение на заданную тему» — «Моя поэзия».

Сказать, что меня застали врасплох этим предложением, значит ничего не сказать. Примерно так же, наверное, чувствует себя домашний камерный «певец», когда ему вдруг ни с того ни с сего валится на голову предложение дать сольный концерт в скажем Государственном академическом Большом театре России.

Разумеется, первым движением души было сразу и твердо отказать, но… Но Кузнецов — человек, который умеет уговорить даже мумию, а я пока лишь в полумумиальном состоянии, судя по моему шестидесятипятилетию…

И поэтому, согласившись, я первым делом решил почитать, а что же пишет по этому поводу сам хозяин дискуссии, хотя тем самым изменил своему правилу: не читать других, в ней участвующих. Дело в том, что, не знаю как у других, а мне вредно читать мнения участников, потому как хочешь — не хочешь, но обязательно будешь строить свои аргументы либо на контрах с ними, либо петь в унисон! И тогда это будет уже не речь о себе — любимом, а соглашательство или спор с визави.

Вот почему я, конечно, прочту, что написали участники литобъединения, но уже потом, когда напишу о своих «стихах» сам.

Но повторюсь, для Кузнецова я сделал исключение. И не зря! Далее пишу пару замечаний по приведенным Леней его стихам, хотя он меня об этом и не просил. Не думаю, что в качестве примера своих «несовершенных вирш» Леонид выбрал худшее «из себя». Не думаю также, что Кузнецов кокетничает, написав все, что думает о своей поэзии. Скорее всего, он так и считает. Но я так не считаю! Ибо то, что он привел в качестве примеров — мне, возможно и не безоговорочно, — понравилось. Более того, считаю, что Кузнецов МОЖЕТ писать стихи! Но это, правда, не означает, что — ДОЛЖЕН.

О-о-о! Вот этот посыл: МОЖЕТ — ДОЛЖЕН по моему скромному разумению и является критерием того, быть ли человеку поэтом или нет.

Поёрничаю тут немного… Как вы понимаете, в тезисе выше есть всего четыре варианта, обозначим их:

1. Может и должен.

2. Может, но не должен.

3. Не может, но должен.

4. Не может и не должен.

Но — пойдем с конца!

Итак, отметём вариант 4, поскольку чего тут особо комментировать? Ну, не может человек писать стихи и не должен этого делать — и слава Богу! Не может и не делает! Взятки гладки!

Вариант 3. Вы скажете, а разве такое бывает? Конечно! Я вам могу назвать дюжину знакомых, кто с успехом пишет «стихи», что называется, к случаю! Ну, там, юбилей какой, дата общественно-политическая, etc… И вот берет такой поэт — и пишет! И все «тащатся» от этих стихов, аки половики по шиферу! Потому как наивно считают, что это и есть поэзия, ибо настоящей-то они и не читали.

Вариант 2. Может, но не должен. Странный вариант, не правда ли? Однако он тоже имеет место быть. Поясняю на пальцах… По моему разумению и наблюдению над собой, «великим», и многими моими друзьями, есть такой «контингент» поэтов — вполне себе писать умеющих. Но они пишут от случая к случаю или в определенные периоды своей жизни (любовь, какое-то другое событие, «всколыхнувшее» ум и чувства). Пишут порой настолько хорошо, что, бывает, задумываются, а не продолжить ли это увлекательное дело? Но… любовь может пройти, событие состояться и «затихнуть» в памяти… А с ними уходит и тяга к писательству не только стихов; кстати, это касается и любых других литературных жанров. Как впрочем и искусства вообще. Такие люди — чаще всего сангвиники по типу темперамента — легко «зажигаются», но и столь же легко «тухнут»…

Ко второму варианту я еще вернусь. А теперь

Вариант 1. Может и должен. Вот это — НАСТОЯЩИЕ ПОЭТЫ! Они могут писать и испытывают настоятельную потребность делать это почти всегда. Говорю «почти», потому что в их жизни бывают периоды, когда писать им совсем не хочется, творческий, так сказать, кризис… Но позже, лишь кризис минует, они вновь берутся «за перо». Некоторые из них, хотя и очень немногие, делают это делом всей своей жизни, несмотря на то, что занятие это довольно безденежное. Но не буду далее «растекаться мысью по древу».

Несомненно, теперь читатель должен спросить, а к какому варианту относит себя автор?

Тут, видите ли, какая закавыка: вот Кузнецов, к примеру, себя поэтом не считает — верно или нет — это уже дело девятое. И не важно, что кто-то, например я, с ним не согласен и может его поэтом назвать. Но поэт — это ведь не только (и не столько!) УМЕЮЩИЙ писать, но и ЧТО-ТО НАПИСАВШИЙ! И вот здесь этакая «вилка» в рассуждениях: а можно ли считать поэтом того, у кого за душой стихов — раз-два и обчелся? С другой стороны, мы ведь знаем (чаще, правда, в музыке — например, известный «Отель «Калифорния» «Eagles»), что есть композиторы одной песни, художники одной картины и т д., создавшие, иногда непонятным для них образом, истинный мировой шедевр, а далее… ничего похожего, хотя многие из них многое до того и затем понаписали!

И вот теперь считать ли — со стороны! — поэтом Кузнецова (Иванова, Петрова…), если его поэтический арсенал невелик, да к тому же и он сам себя поэтом не числит?! Дилемма!

И вот наконец, как тут ни оттягивай, пришла пора, как писал классик басенного жанра: «чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться»?

Обращаюсь. Начну несколько издалека.

 

Некогда, несколько лет назад, я, будучи явно выраженным сангвиником, решил сменить одно из своих очередных хобби (а их за жизнь было немало) и вдруг удариться в… фотографию. То есть я и раньше занимался этим делом для души. А тут, раз уж собрался выставлять свои работы публично, надо было соответствовать определенному уровню.

Начал пытаться соответствовать. Иногда фотоработы не получались, иногда, судя по оценкам и отзывам, выходило неплохо. Так вот, временами, не чувствуя полноты выражения своих мыслей одним только фотообразом, я сопровождал его к этому случаю написанными рифмованными строчками. Не всем это нравилось, ряд авторов пытался блюсти «чистоту жанра», а тут какой-то выскочка — новичок — набивает себе цену стишками! Посыпались хиханьки, едкие замечания, а один небесталанный автор-фотограф, любитель цитат «из великих» как-то решил меня пригвоздить к «позорному столбу» моим же «оружием» — поэзией. А чтобы мне не было чем крыть, призвал в помощь классика юмористического поэтического жанра и моего тезку Александра Иванова с его известной вещью, вот она:

 

Не писал стихов

И не пиши!

Лучше погуляй

И подыши.

За перо

поспешно

Не берись,

От стола

подальше

Уберись.

Не спеши,

не торопись,

Уймись,

Чем-нибудь,

в конце концов,

Займись.

Выброси к чертям

Карандаши.

Полежи,

в затылке почеши.

Суп свари,

порежь на кухне лук.

Выпей чаю,

почини утюг.

Новый телевизор

разбери —

Посмотри,

что у него

Внутри.

Плюнь в окно

И в урну попади!

В оперетту вечером

Пойди.

Вымой пол,

Прими холодный душ,

Почитай

на сон грядущий

Чушь...

Что-нибудь,

короче,

Соверши!

Не писал стихов

И не пиши!

 

Тем самым мне как бы давали понять:

— Давай, снимай! А стихи — не пиши! Во всяком случае — здесь.

В принципе, я был согласен и со стихом Иванова, и с мыслями, в нем высказанными. Однако счел своим долгом все-таки ответить. Это был стопроцентный экспромт, хотя и с опорой на «первоисточник». Надо ли упоминать, что «опора на первоисточник» — это естественный принцип работы всех пародистов.

Однако мне надо было «привязать» мою мысль к фотографии, что немного усложняло дело. И, тем не менее, вот что у меня получилось минут через десять, причем бо́льшую часть времени из этого я потратил, чтобы «стихи» эти набрать:

 

Не снимал портрет

И не снимай,

Лучше подыши и погуляй!

Не снимай эротику и ню,

И гламур, и прочую фигню!

Не снимай, коль не могёшь, портрет,

Шо снимать-то, коли тяму нет?

Не снимай животных — могут съесть,

На худой конец — на фотик сесть!

Не снимай на митингах ментов —

Могут покалечить кое-что!

Не снимай цунами и тайфун,

Не снимай болельщиков с трибун,

Не снимай ты уличных бродяг,

Не снимай ни кошек, ни собак.

И министров тоже не снимай,

Без тебя их снимут, так и знай!

Поумерь свой пыл и свой кураж,

Не снимай за городом пейзаж,

Не снимай студийно, выкинь зонт!

Не снимай завальный горизонт!

Вспышку с аппарата отломай,

Светит в лоб, зараза, так и знай!

Выкинь бленды, фильтры и штатив,

Выкинь «L» — тяжелый объектив,

И аккумулятор разряди,

Кончишь, сядь, немного посиди,

Поразмысли, мол, честная мать,

Может проще стоит не снимать?

Может вовсе не фотограф ты,

А твои потуги — лишь понты?

Подпишусь теперь без лишних слов:

Александр, но не Иванов.

 

Для чего привел этот пример? Ну, во-первых, повторив вслед за Ивановым мысль, что если можешь не писать (то есть — по моей «табели о поэтических рангах» — относишься к вариантам 3 и 4), то лучше этого и не делать! А во-вторых, чтобы читатель наконец понял, что автор, то бишь я, относит себя не к мастеру, но ремесленнику юмористического раздела поэтического жанра. Иными словами, я типичный представитель варианта № 2, к коему, сдается мне, относится и подавляющая часть ныне существующих поэтов.

 

Итак, «творчество» в смысле художественного слова началось у меня довольно рано, класса этак с пятого, не позднее. Однако это была преимущественно проза — я вольно фантазировал в плане продолжения известных литературных произведений. Причем, делал это по образу и подобию горячо любимого мной и тогда и сейчас Ираклия Луарсабовича Андроникова, чей талант мастера-импровизатора устного художественного слова я в высшей степени ценю, и вообще считаю разговорный жанр высшим пилотажем в искусстве! Отбросив некоторую ложную скромность, скажу, что иногда некоторые экзерсисы в этом труднейшем жанре мне удавались, о чем свидетельствовала толпа одноклассников, слушавших раскрыв рты, как Агарян вдохновенно вещал отсебятину, естественно опираясь при этом на опыт предшествующих гениев, к коим, безусловно, по детски-юношески бесстыдно причисляя и себя.

Да, писал и стихи, скорее «куплеты про то, что вокруг», но далее куплетизма это и не шло.

Ну, а уж будучи в институте да на филологическом факультете не писать стихи — это ващще моветон! Было написано такое количество эпиграмм, куплетов, капустников, песенок, порой вовсе не для печати, ибо в них изобиловала ненормативная лексика, что впору было бы издать совместное собрание сочинений! Почему — совместное? Да потому, что порой поэтические и непоэтические вещи создавались «группой товарищей», где каждый мог иногда вставить лишь строчку, но — КАКУЮ! Так вот, достойную (количественно!) лепту в это дело внес и я. Жаль только, что в те поры компьютеров не было, «носителями» мыслей были тетрадки, клочки бумажек и… наши буйные головушки, увы, имевшие свойство как легко извлекать из себя гениальные мысли, так и успешно их напрочь забывать! А посему многое поистине «шедевральное», увы, кануло в Лету! Многое бы я сейчас отдал, чтобы вернуть и то время, и те наши — теперь понимаю отчетливо такие несовершенные, но такие искренние вирши нашей молодости!

Разумеется, в эти же годы в наших душах и сердцах буйствовала любовь — мощнейший стимул для начала поэтической деятельности. Не избежал этого и я. Однако все это, разумеется, глубоко личная, камерная лирика, понятная и оцененная адресатами, но… до уровня шедевра не дотягивающая даже в лучших своих образцах, поскольку стихи о любви на мой дремучий взгляд вообще и не должны быть публичны — это должен быть лирический интим, понятный двоим. И если поэт и решается выносить свои любовные мысли на публику, он должен быть уверен, что это затронет и другие души. Вот почему, хотя я и написал великое множество стихов о любви и про любовь, на суд общественности не решусь предоставить что-то существенное. Ну, разве что вот эту миниатюру, интересную разве что тем, что в ней почти одни существительные, однако и ими, оказывается, можно что-то выразить!

 

Два перила, три доски —

Старый мост.

Небо. В небе огоньки —

Сотни звезд.

Ночь. Прохлада. Свет луны.

Скрип шагов.

Удивительные сны

Про любовь.

 

Коротко и ясно, хотя за этими строчками — целая романтическая история, известная лишь автору и…

 

Бытует мнение, что пародистами и юмористами, и в поэзии в частности, становятся те, кто в «серьезной» поэзии не силен. Оспорил бы это мнение! И хотя пародисты-юмористы, как я уже писал выше, имеют фору перед обычными поэтами в виде «первоисточника», уверяю вас, написать ХОРОШУЮ пародию ничуть не проще, чем само произведение, потому как автору пародии в данном случае надо и стиль пародируемого автора уловить достаточно точно, и мысль во все это, но СВОЮ УЖЕ, вложить, и дать в какой-то мере анализ того, почему на взгляд пародиста именно это стихотворение достойно пародии.

В свое время я написал немало таких пародий, две их которых хотел бы привести. Написаны они были по случаю выхода из печати литературного альманаха «Восток» (издание литобъединения Восточно-Казахстанской области):

 

ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

Я с правдой носился, как дурень со ступой,

В надежде, а вдруг полечу?

Валились от хохота люди — ой, глупый,

Да разве тебе по плечу?!

… А ведь говорили мне умные люди:

— Сынок, ты лететь не спеши.

Зачем тебе это, ведь лучше не будет, —

Живи и людей не смеши.

Виктор РУБАН

Я с детства мечтал прокатиться на ступе

Взаправдашней Бабы-Яги.

Я — помню — еще в детско-садовской группе

Все капал друзьям на мозги:

— Вот влезу я в ступу заветную эту,

Метлою взмахну, полечу,

И сразу же стану известным поэтом

И премии все отхвачу!

 

Собранье нетленных моих сочинений,

Всей жизни глобальный итог,

Издаст на страницах своих, без сомненья,

Журнал для маститых — «Восток».

 

Но мне говорили неглупые люди:

«Живи и людей не смеши!

Крути — не крути, видно лучше не будет,

Не можешь писать — не пиши!»

 

Дружок, это шутка, не нужно обиды!

Пиши и печатай — сто лет!

Поэты — они ведь всегда индивиды,

Кто в ступе, а кто-то и нет!

 

 

ЕСЛИ МОЖЕШЬ, БУДЬ ПОСТРОЖЕ,

А НЕ МОЖЕШЬ — БЕЙ ПО РОЖЕ!

Эх, Сережа, Сережа, Сережа,

Мне бы твой молодецкий разгул,

Если бить, так с размаху по роже,

Если ветер, чтоб яростно дул.

… Мне милее, чтоб ветры и бури

Разрывали, как парус, покой.

Марина КОЛОСОВА.

 

Вроде женщине драться негоже,

Но порой до того достают,

Так бы — раз! — и с размаху по роже!

Да боюсь, что меня не поймут.

Так вот только мечту и лелею.

И машу (только в мыслях!) рукой.

А вообще-то мне ветры милее,

Бури чтоб разрывали покой.

 

Чтобы массы в порыве едином,

Проклиная земные грехи,

Мне кричали: «Марина! Марина!

Напиши-ка про это стихи!»

 

Буду больше работать, как трактор!

И писать, нажимая на газ!

Ах, редактор, редактор, редактор!

Что же ты побледнел и угас?

 

В пародии главное — уловить ту тонкую грань, когда от веселой усмешки пародируемого по поводу препарирования его детища (все ведь знают, что малоизвестные вещи не пародируют!) до серьезной обиды на пародиста — один шаг, а то и меньше! Не перейти этот «рубикон» порой непросто.

Есть на мой взгляд этакие — даже и не пародии, а скорее реминисценции, где авторская мысль как бы подхватывается, и хотя все обыгрывается с юмором, это совершенно не обидно. Так, на мой взгляд, написана одна из моих реминисценций на стихи известного уже поэта Михаила Немцева, некогда моего ученика и младшего друга.

Вот она:

 

УЧЕНИКУ — ОТ УЧИТЕЛЯ

(Совсем не пародия)

Пронизан солнечным лучом,

Торжественно высок,

Блестит пасхальным куличом

Ивановский белок.

Михаил Немцев

Когда мы встретились с тобой,

Ты был еще сынок.

Но плавал в дымке голубой

Ивановский белок.

 

Ты — ученик в ЛГМТ,

А я веду урок,

А там, в небесной высоте,

Ивановский белок.

 

Мы в КВН рубились вдрызг,

Победой был итог!

Салютовал нам сонмом брызг

Ивановский белок.

 

Ты был так молод и смешлив,

Полдня смеяться мог,

Но в пику пик был молчалив —

Ивановский белок.

 

Чредою годы пронеслись,

Ты стал мастит и строг,

Но как всегда пронзает высь

Ивановский белок.

 

На фото старом в давний год:

(Как этот миг далек!)

Вот Миша Немцев, я,

А вот —

Ивановский белок.

 

Несколько слов об эпиграммах, которые считаю высшим пилотажем в поэзии. Кстати, эпиграммы тоже могут развеселить (не только объект!), а могут и ранить.

Несколько примеров из мира, известного всем и каждому:

           

* * *

Не в том ли юмора изъян,

И корень ли не в том недуга,

Что мозг нам пудрит Петросян,

А с ним носатая супруга?

 

* * *

Что еще эстрада выдаст,

Новых вундеров крутя?

То как зверь завоет Витас,

То заплачет как дитя!

 

* * *

            Всяким «Блестящим» и им подобным

Девчоночки — курносые,

Фигурочки — мясистые,

Все больше безголосые,

Но очень голосистые!

 

* * *

Все вдруг вокруг заговорили

Про Авраама про Руссо.

Да есть же, блин, Павлиашвили.

Совсем такой же, но Сосо!

 

* * *

Хорошая пословица

Про задницу и винт!

К друг другу приспособятся

Державин и Ширвиндт.

 

* * *

Самый лучший гей из геев —

Это Боря Моисеев.

Как стоп сигнал не нужен зайцу,

Так не нужны танцору яйца!

 

Будучи по натуре экспериментатором в поэзии, люблю иногда поучаствовать в литературных состязаниях; как мы их ранее с уклоном в местный колорит называли — айтысах. Это когда два или более акынов соревнуются в песенно-поэтическом красноречии. Вот где нужен экспромт, владение словом, быстрота реакции. Всю учебу занимался подобными «айтысами» с друзьями по институту, а в «старшем» возрасте — на одном из литературных сайтов. Вот такой пример, где надо было написать на заданную тему, то есть с обязательным употреблением некоторой предложенной жюри фразы. В моем примере — это первая фраза из известного стихотворения А. Галича:

 

Когда в городе гаснут праздники,

Уезжают домой эстрадники:

Распевая песни задорные,

Гоу хоум к себе Задорновы,

И, как будто родившись заново,

Отъезжают домой Хазановы.

А за ними — вперед коленками —

Петросяны со Степаненками,

Направляется в Кащенко Ещенко,

Винокур отправляется к Лещенко,

И, машинными фарами блицкая,

Тихо едет домой Дубовицкая.

И домашними шаркая тапками

Гальцев с Новыми Русскими Бабками…

Разъезжаются юмора гении,

Лены, Клары, Регины, Евгении…

 

Слава Богу (вот мысль поэтова),

Отдохнем мы от «юмора» этого!

 

Особняком стоят пародии на великих — тут и свои плюсы, и свои минусы. С одной стороны — вещи всем известные, узнаваемые, с другой — надобно этой высоте хоть как-то соответствовать. И вот однажды я «замахнулся и на… Вильяма нашего Шекспира», но русской поэзии — Н.А.Некрасова. Вот что из этого вышло:

 

Из цикла «Есть женщины...»

Н.А.Некрасову с любовью посвящается…

 

"Есть женщины в русских селеньях" —

(Как будто их нет в городах!)

Заметит их всяк, без сомненья,

(Конечно, коль он не монах!)

 

Почище Памеловских титек

Её величавая грудь!

А попою, если хотите,

И Лопес затмит как-нибудь!

 

В работе она — королева!

Умела она и ловка!

И если потянет налево,

Прищучит она мужика!

 

Несильно потреплет, конечно,

Осталось чтоб ей хоть чуть-чуть,

Разденется тихо, неспешно,

Успев по дороге зевнуть.

 

Усталой, но крепкой рукою

Разбудит мужицкую стать,

И долго не зная покоя

Поскрипывать будет кровать!

 

А утром опять за работу:

Корова, детишки, еда!

Обычные женщин заботы

Из месяца в месяц, в года…

 

Есть женщины в русских селеньях,

Такая в них сила и мощь!

Она перерубит поленья

И сварит наваристый борщ.

 

Накормит-подоит скотину,

В горящую избу войдет,

И по сердцу эта картина

Всем, любящим русский народ!

 

P.S.

Про русских написано женщин,

Но вы догадаться смогли,

Что стих посвящен мой, конечно,

Всем женщинам нашей Земли!

 

Ну, а теперь всего лишь несколько слов о стихах серьезных. Всего лишь несколько, потому что по большому счету у меня их действительно немного.

Вот, например, эти. И за них мне не стыдно.

 

ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ О ВОЙНЕ

 

ОТЦОВСКАЯ ПАМЯТЬ

Не бросало меня

На фашистские танки.

Я в Испании с ревом

В гранит не врезался.

Не мои, а чужие останки

Нынче в братских могилах лежат.

Воспаленною памятью в душах другой,

Непохожий, навеки остался,

И не я, а другой

С той войны не вернулся назад.

Я в Дахау, Майданеке и Бухенвальде

Грудь не резал коварной спиралью Бруно.

И кровавый автограф

На рваном варшавском асфальте

Начертать своим телом горячим

Не мне суждено.

Перекошенным ртом

Я «ура» не кричал из окопа,

Поднимаясь в последней атаке на дзот.

И не я до Берлина с пехотой дотопал,

И не я умирал, исполняя команду «Вперед!»

Не по мне мать родная проплакала ночи,

Не меня не узнал мой братишка меньшой.

И не я не увидел любимые очи,

И невесту свою

Не назвал я своею женой.

Но порою, взглянув на отцовское фото,

Словно чью-то больную

Задену струну,

И увижу, что все это я, а не кто-то

В лютой схватке боролся за мир в ту войну...

 

 

ИСТРЕБИТЕЛЬ

Я разлетелся на куски

Над Волгою-рекой,

Машина, взятая в тиски,

Не выиграла бой.

Прицельно «мессер» бил в упор,

И трассеров пунктир

Прошил мне крылья и мотор,

Войну прервав и мир.

Немецкий летчик, славный ас,

«Люфтваффе» чемпион,

Ты славно выполнил приказ

И будешь награжден.

В своем планшете черный крест

Черкнешь ты как-нибудь,

Не выдаст бог, свинья не съест —

Получишь «крест» на грудь!

А я, поверженный свинцом,

В последний раз гляжу

На этот бой, на мир, на дом,

Откуда ухожу.

И вижу, как ведомый мой,

Совсем еще пацан,

Идет в сближение с тобой,

Заходит на таран!

Куда ты, Костя, Константин!

Тебе же двадцать два!

Ведь ты у матери один,

Ты ж жизнь узнал едва!

Но черт, мальчишка! Молодец!

Срезает немцу хвост!

Фашист дымит! Ему конец!

Прервался путь «нах Ост»!

А что же Костя? Жив, летит!

Уходит в облака...

Внизу готовая лежит

К объятиям река...

Еще я есть?

Я... есть...

Я был...

Я...

Тихо...

Тьма...

Покой...

Но все ж я нынче победил

Над Волгою-рекой!

 

 

РАССКАЗ ПАРТИЗАНА

Помню, рвали мы мост...

Ну, взрывчатка, запал...

По-пластунски чуть за полночь — в ночь!

Вдруг в кустах, вот те крест,

Соловей засвистал,

Рядом с мостом, где старый погост.

Не поверишь, но вышиб, зараза, слезу!

Что война ему? Главно — весна!

Знай выводит... А мы притаились внизу...

И у немца не выдалось сна!

Тот, в дозоре, гармошку настроил свою —

И давай соловью подпевать!

Ты поешь, ну и я, мол, тебе подпою!

Так и будем мы ночь коротать.

И подумалось мне: на какого ж хрена

Этот Ганс на Россию пошел?

И у них ведь в Германии тоже весна,

И у них ведь поет свиристел!

Может, встреться я с ним

Где-то в мирные дни,

Мы бы с ним хватанули пивка,

Поругали бы жен,

Добрались до родни,

Покурили бы с ним табачка...

А сейчас или я, или он меня в гроб,

Тут уж так, тут крути — не крути...

А гармошка играет, а птица поет —

Ночь бы слушал, но нужно ползти!

Доползли. Подорвали. И приняли бой.

И двоих потеряли в бою...

Много лет пролетело, а в рощице той

Соловьи как и прежде поют...

 

И совсем немного — о песнях. Потому что их написано. Общим числом — …две!

Причем, и за них мне не стыдно, потому что первая посвящена памяти В.В. Высоцкого, и написана она была по поводу его смерти. А мой друг, композитор и певец Александр Крахин, игравший некогда в легендарном «Интеграле», положил мои слова на свою музыку. И получилась, на наш с ним взгляд, искренняя работа:

 

ПАМЯТИ ВЫСОЦКОГО

Напиться бы до состоянья скотского,

Чтоб водка шла по горлу как вода:

Владимира Семеныча Высоцкого

Не стало жарким летом навсегда.

Навсегда...

Не стало жарким летом

Российского поэта,

И не от пистолета,

От сердца умер он,

Но песни, что пропеты,

Звучат на полпланеты,

Как памятник поэту,

Как колокольный звон.

И не были красивыми стихи его,

Он не «тухманно» музыку писал,

И жизни он не радовался «хилево»,

И не был магомаевским вокал.

Но там, где после строчки

Другие ставят точки,

Он, не боясь заточки

Критических статей,

Писал как будто сердцем,

И не жалел он перца

Для всяких иноверцев —

И никаких гвоздей!

Ему всегда на все хватало времени,

Играть, писать, сниматься, петь для нас,

И сердце, постаревшее от бремени,

Стучало с перебоями не раз.

Пел нам поэт про пьяных,

Про разные изъяны,

И всякую заразу

Почтил вниманием.

Все думали: резонно!

Но множили кобзонов

Или лицензионных

«АББУ» и «Бони М».

Не выпущено сборника поэтова,

Пластинок очень мало, ну и пусть,

Ведь песни, на магнитофон напетые,

Наверно каждый знает наизусть.

Поет в любой квартире:

В Москве и Армавире,

В Ростове, Могилеве и даже Воркуте,

В Тбилиси, Кисловодске,

Поет певец Высоцкий,

Творит поэт Высоцкий —

И никаких гвоздей!

Крушились олимпийские позиции,

И в дни рекордов, взлетов и побед

Навек простился с Малою Грузинскою

Певец, и композитор, и поэт.

Не стало жарким летом

Российского поэта

И не от пистолета,

От сердца умер он,

Но песни, что пропеты,

Звучат на полпланеты,

Как памятник поэту,

Как колокольный звон...

 

Вторая песня — это гимн одного города, написанная в содружестве с талантливым композитором и аранжировщиком из Германии и моим добрым и давним другом Владимиром Неем. Текст я приводить не буду, но в целом получилось, думаю, неплохо…

 

Таким образом, вот и я в какой-то мере рассказал, что есть моя поэзия. При этом, хотя за бортом осталось многое — эвон сколько я «наваял» — пора и закругляться.

 

Ну, а насчет творческой кухни, тут все просто: не могу объяснить как пишутся стихи, идущие «совсем уж из глубин души», они действительно идут оттуда, порой (увы, теперь уже редкой!) совершенно непонятно как и почему, и остается только зафиксировать их на бумаге или, как теперь принято, на компьютере. Работаю ли я над совершенствованием уже написанного? Признаюсь, очень мало, пишу почти всегда набело. Может быть поэтому придирчивые (и не только читатели) и воскликнут:

— Не можешь писать — не пиши!

А я почти и не пишу в последние годы — виной тому и все, что было сказано выше, и возраст, и профессия — редактор. Ведь когда день и ночь работаешь с чужими текстами, получается, что к собственной писанине уже и душа не лежит, как в том анекдоте про гинеколога и цыганку, которая была им избита за то, что она предложила ему «что-то» показать…

 

Ну и — СОВСЕМ УЖЕ КОРОТКО! — мое поэтическое кредо (не знаю, пропустит ли редактор?), но мне нравится это двустишье. Думаю, памятуя о таких известных авторах ненормативной лексики, как, например, Иван Барков, Игорь Губерман и Андрей Орлов — этакая ретроспектива! — поэзия с ненормативной лексикой (если она к месту!) имеет право на жизнь!

Итак:

 

Смейтесь над эпохою,

Остальное — по …!

 

Почти то же устами О. Янковского сказал Карл Фридрих Иероним барон фон Мюнхгаузен.

 

Удачи вам, коллеги!

Всегда ваш —

Александр Агарков (Шалико Агарян)

 

 

            Смею надеяться, что среди читающих — это занятие и предыдущие — нет ханжей, поэтому я дал материал Александра Агаркова без купюр.

И знаете, еще и потому, что, отталкиваясь от вышеприведенного текста, довольно последовательно можно перейти к теме следующего занятия.

А она такова.

Вот мы последовательно поговорили – что есть для каждого поэзия, какова она и зачем. И совсем не коснулись такой темы, как — а можно ли этим ЖИТЬ.

Хотелось бы узнать, что думают на этот счет наши участники. Причем, рассмотреть тему во всех аспектах, непременно и в экономическом тоже. Если проще — можно ли и как ЗАРАБОТАТЬ рифмованными строчками. И есть ли у каждого из участников какие-либо примеры подобного заработка, и что они думают на этот счет.

Так что до следующего воскресенья!

Оставайтесь с нами, надеюсь, будет интересно.

 

Л.К.

 

 
html counter