Dixi

Архив



Литературное объединение «Новые писатели».

Занятие двадцать восьмое

 

Игорь КОСАРКИН

 

Экспромт — причина забавных случайностей

 

Добрый день, друзья!

Занятный тренинг у нас получился. Не то чтобы задание поняли превратно, нет, скорее по-своему. В авторах рефлекторно на уровне подсознания проявилось их собственное понимание экспромта. Буквально (то есть непосредственно исходя из текста задачки) экспромт восприняли только Леонид Кузнецов (здесь ясно, он сам поставил задачу перед участниками и естественно не подразумевал иного) и Рената. Ну, Рената умница! А ещё говорят, что мужики склонны к глубокому анализу, а женщины больше воспринимают всё на эмоциональном уровне. Вот и оказалось, что ничего подобного. И мастера психоанализа, изучающие психологические различия между мужчинами и женщинами, если им представить, в какой трактовке изложили для самих себя задание авторы, минимум оказались бы в умозаключительном тупике.

С другой стороны, как должно для литературного объединения, будь оно физически явным: с уютным помещением, где можно удобно расположиться в кресле с чашечкой кофе в руке, а то и с чем покрепче и вести, глядя в глаза друг другу, непринуждённую беседу, такой казус бы рано или поздно непременно возник. И мне думается, ничуть бы не испортил воскресный день, а изрядно повеселил бы всех участников. Что собственно и произошло на прошлом занятии.

Выявилась парадоксальная тенденция, что авторы подразумевают под словом экспромт. Разумеется, литературный.

Давайте сначала по-научному.

 

Что нам поведает почтенная «Литературная энциклопедия», или «Словарь литературных терминов» — издание, никогда не переиздававшееся и давно ставшее библиографической редкостью, но уже хорошо нам знакомое? Литературоведы отмечают, что настоящий научный труд, несмотря на почти уже столетнюю историю, в значительной мере сохраняет для современного читателя свою научную и общеобразовательную ценность. Содержит объяснения семисот сорока терминов из области теории литературы, лингвистической поэтики, эстетики и социологии художественного творчества. В том числе и термин «экспромт».

 

Итак, слово «старожилу» литературоведения:

«ЭКСПРОМТ — небольшое стихотворение, созданное сразу в законченном виде, без дальнейшей обработки. Большей частью Э. относится к разряду т. наз. «Стихотворений на случай», т.-е. вызванных каким-нибудь внешним, притом почти всегда незначительным поводом. Поэтому Э. чаще всего имеют характер шутки, остроты, насмешки или эпиграммы. Такого рода Э. писали многие из наших поэтов. Особенно многочисленны шутливые и колкие Э. у Пушкина; также у Баратынского, у Лермонтова: «Три грации считались...» и др. Позднее известны экспромты-каламбуры Минаева. К числу Э. принадлежат многие из стихотворений под заглавием: «В альбом». Вообще заглавие Э. редко придается стихотворениям; чаще всего Э. остаются без заглавия. Зато есть стихотворения, названные автором Э. и имеющие характер чисто лирический, напр., стих. «Экспромт» Баратынского («Небо Италии, небо Торквата...»). Этого рода Э., т. е. стихотворения, сразу отлившиеся в законченную форму, есть, конечно, у многих поэтов, — из новейших быть может особенно у К. Бальмонта. К Э. близка импровизация».

Иосиф Эйгес.

Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925.

 

В понимании людей, связанных с литературным творчеством, в начале двадцатого века экспромт воспринимался именно как поэтическое произведение. Чаще всего содержание экспромта, его смысловое наполнение, выраженное в стихотворной форме, ассоциировали с оригинально преподнесённой шуткой, остротой, насмешкой или эпиграммой. Замечу, что «чаще всего» не означает, что экспромт — только лишь шуточное произведение или эпиграмма. В широком толковании экспромт может являть собой произведение любой эмоционально-смысловой тональности. В том числе и социальной, и религиозной, и философской. Почему нет?

Ближе всего к экспромту — импровизация. Но в СЛТ она также взаимоувязана с поэзией. Поэтому рассматривать этот термин отдельно не имеет смысла.

 

«Экспромт

[от лат. exprom (p) tus —готовый] разновидность импровизации (См. Импровизация): короткое стихотворение, сочиненное (часто устно) быстро, без обдумывания; по содержанию это обычно Мадригалы, эпиграммы (См. Эпиграмма), шутки («Саранча летела...» А. Пушкина). Э. серьезного лирического содержания редки («Слезы людские...» Ф. Тютчева). В музыке Э. — фортепьянная пьеса, как бы импровизация под влиянием определенного настроения, переживания, отличается ярким лиризмом, свободой музыкального развития. Э. писали Ф. Шуберт, Ф. Шопен, Ф. Лист (вальс-Э.) и др.»

Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия 1969—1978

 

Большая Советская Энциклопедия не только вторит СЛТ, но и указывает на то, о чём я говорил выше, что экспромты серьёзного лирического содержания редки, но они имеют место быть. Что не противоречит ни литературе, ни литературоведению.

Термин «экспромт» не остался нетронутым временем. Как и многие явления в литературе, он модернизировался, приобрёл более широкое значение.

 

Экспромт в «Современном энциклопедическом словаре»:

ЭКСПРОМТ (от лат . expromptus — готовый), 1) небольшое стихотворение, чаще шуточного содержания, созданное мгновенно, разновидность импровизации... 2) Лирическая музыкальная пьеса импровизационного склада, преимущественно для фортепьяно... 3) В широком смысле — различного рода выступления, исполнения без предварительной специальной подготовки («выступать экспромтом»).

 

Исходя из расшифровки термина под номером 3, современный экспромт может быть чем угодно. В том числе и прозаическим произведением малой формы. Что от нас и требовалось.

Что ж, друзья мои, тех, кто написал стихи, поздравляю (в том числе и себя) — мы покрыты пылью архаики. Остались в плену романтических представлений давно ушедших времён. Но согласитесь, прошлые воскресные «посиделки» получились неожиданными и совсем не скучными. Хороший повод для самоиронии.

 

Теперь кратко о представленных экспромтах.

Начну с лёгкого хулиганства Сергея Кардо. Повеселил процитированный им верлибр. Да и его собственный экспромт с характерным сюрреалистическим юмором. По виду изложения я бы всё же охарактеризовал его ироническую историю как прозу в стихах. Так мне видится его произведение.

 

Катрен, четверостишие Юры Гончаренко — это и есть тот самый классический архаичный экспромт с присущими и иронией, и колкостью.

Четыре строки с казалось бы незамысловатым содержанием. Но зачастую простота изложения раскрывает большую картину, чем текст, перегруженный метафоризмом.

Отключили на предприятии электроэнергию. Замерли станки и оборудование. Чем не повод для радости для ребят-рабочих, если они не на сдельщине (а они не на сдельщине, иначе Серёга фиг бы улыбался), а на фиксированной оплате труда. Как не вспомнить кинофильм «Операцию Ы» Леонида Гайдая: «работа стоит, а срок идёт».

 

У Ренаты Юрьевой получился образный лирический рассказ-иллюстрация. Причём, на мой взгляд, сюжет оказался достойным и содержательным. Это не реверанс, а констатация факта. Рената учится. И учится быстро. С каждым разом её проза всё ярче и выразительней.

Почему не миниатюра, а именно рассказ-иллюстрация? Если вспомним определение Валентины Дынник, наличие лирической составляющей не должно присутствовать в миниатюре. Содержание в основе своей строится в большей степени на внешних образах, чем на чувствах ЛГ. Миниатюра должна содержать в себе то же, что и содержится в нечто большем предмете, например, романе. Временной охват в рассказе Ренаты немалый, мог бы быть и повестью, и романом. Но именно концентрация внимания на духовных движениях ЛГ и выводит рассказ из разряда рассказов-миниатюр в рассказ-иллюстрацию. Иллюстрацию жизни главного действующего персонажа.

 

Леонид Кузнецов, исходя из композиции сюжета, написал миниатюру. Были первоначальные сомнения в оценке, что всё действие крутится вокруг ЛГ и его размышлений, но при перечитывании пришёл к выводу, что размышления не зациклены на чувствах, они не показательны. Сюжет построен на внешних образах, окантовывающих фигуру главного героя. Направление авторской мысли постоянно перемещается по времени и событиям, причём событиям разноплановым, в том числе глобального значения (одновременно и экскурс, реверс к политической жизни). Лирика, де-факто, отсутствует. Есть её элементы, но они отражены скорее философски, нежели в романтическом ключе.

Вообще, стиль мне напомнил раннего Михаила Жванецкого. Ему присущи ёмкие, словно рубленные фразы с ироническим оттенком. Завершающий пассаж как раз очень характерен:

«Эти еще. Которые в телевизоре. Раньше думал-думал... А теперь знаю точно — мудаки. Ну, мне же теперь уже ничего не страшно. Или убрать про мудаков?

Вот, убрал.

Не мудаки.

Убрал.

Течет время... Уходит. Что успел, зачем, для кого?»

Причём о стилизации речи не идёт. Леонид Кузнецов остался всё же именно в своей манере развёртывания повествования.

 

Что касается моего «скоропостижного» графоманства… Ритм, худо-бедно, частично сохранить удалось. Сюжет, смысл мне кажется вполне ясным и убедительным. Размер строк «уплыл». Да так, что, как говаривал в одной из статей Юра Гончаренко, им ещё и «помахать» можно. Почему я не внёс правки, изменения? Честно? Не смог. Пытался, но чувствовал, что безнадёжно порчу то, что, казалось бы, и так испортить уже невозможно. Поэтому оставил попытки. Видимо — не время. А может — не нужно? Случайно пойманная мысль… Случайно пойманные строки… На надрыве, на порыве. И всё связать воедино, в понятную логическую цепочку. Наверное, в любом экспромте это и есть сверхзадача. Может, тем и ценен?

До встречи!

Саргей Кардо

 

Какая однако неоднозначная и сложная задача была поставлена на двадцать седьмом занятии. Начну издалека, уж не обессудьте, как получится...

Не посчитайте меня снобом, но довелось мне побывать однажды на крейсере «Белфаст». В одном малопримечательном месте на верхней палубе этого славного крейсера Её Величества битком, к слову, набитому самыми разнообразными механизмами, нашлось место для небольшой мемориальной доски. На скромной металлической пластинке было выбито приблизительно следующее —

... Этот корабль является последним реальным свидетельством мировой битвы между силами Добра и Зла...

И вы знаете, меня проняло!

Вот стою я здесь и это действительно последний свидетель, здесь делалась история, на этой палубе нарастал лед, когда «Белфаст» сопровождал арктические конвои в Россию, эти пушки стреляли, машины работали, матросы несли вахту... В Храме Гроба Господня я подобного чувства сопричастности не испытал... Да простят мне мои мысли воцерковленные соотечественники. Там совсем иные образы возникают, другой крамольности...

А буквально позавчера сын прислал ссылку, войдя в которую можно виртуально прогуляться по студии ABBEY ROAD. И там в любом углу, куда угодно было заглянуть, тоже творилась история. К чему это я?

Понимаю, что скорее всего не прав, но не соглашусь с суждением, что ошибочно отождествлять автора и литературное произведение. Хочет автор или не хочет — все равно частичка Я проскользнет в слова. От себя не скроешься, кем бы ты ни был. Актеров ведь учат пропускать роль через себя? Поэтому я все же останусь при своей неправоте.

Так вот — прочитав тридцатиминутные экспромты я испытал схожие чувства, которые пережил и на палубе «Белфаста» и в бродилке по легендарной студии. Здесь, сейчас, на наших занятиях тоже творится история. История личности. В выставленных текстах в силу условий написания не может быть никаких надуманностей. Экспромт, если честный — тот же запал. А в запале мы можем такого наговорить, что сами потом краснеем и удивляемся — это я сказал? И собеседники — оппоненты — крякают — эк тебя занесло!

По-моему экспромт — если воспользоваться понятной многим винокуренной терминологией — опыт получения чистого спирта без всяких разных добавок — настоек овсяных хлебцев, многострадальных березовых брунек, висюлек, бересты и прочих оцветителей, подсластителей и умягчителей. И без воды. Получение квинтэссенции. И вот посоветуйте мне, как ее оценивать? Я не знаю... Крепко вышло у всех. Себя пропускаю. У меня получилось что-то типа яблочного самогона, но не кальвадоса. И схулиганил зачем-то. Вы меня простите, подвел я вас своим скоропалительным Сорокиным. Поэтому думаю, что не могу, не имею права судить об опубликованных рассказах в том плане, что так, а что не так. Но имею право сказать, что Вы — Вы, Игорь, Вы — Рената, Вы, Юрий и Вы, Леонид — счастливые люди. У вас есть дар передавать свое светлое настроение. И вы сейчас — ну не сейчас, чуть раньше, когда прислали свои экспромты — творили историю. Вы оставили свой отпечаток во времени. Вспомните — вам доводилось переклеивать отжившие свое обои? Раньше их клеили на старые газеты. Как было интересно отодрав мокрые пласты жесткой бумаги читать то, чем и как жила страна двадцать-тридцать лет назад. А теперь у вас будет не газета, а живое свидетельство хода ваших мыслей. Согласитесь — это все равно, что хранить первые рисунки детей. Они так видели. А вы — так думали. Мы в конце концов уйдем. Но вот они — настоящие честные фотографии на память — останутся. И скажут больше, чем фотографии тем, кто ими заинтересуется.

У Р. Стоуна в романе «В зеркалах» была фраза, которая всплыла после прочтения работы Игоря — она плакала в умывалке Никербокеровской больницы, потому что не умела играть на пианино. Я тоже не умею, но плакать не буду, а вот позавидовать легкости, с которой Игорь купается в образах — от чистого сердца позавидую.

Рената тронула поэтичностью и хрупкостью повествования, повторюсь, ибо говорил раньше — счастье — в простых вещах. Тихая грусть на берегу реки времени.

Юрий заставил улыбнуться. Я ведь тоже Серега. И было дело, когда гас свет на работе — неожиданный маленький праздник. Воспоминания нахлынули — смотрю вдаль в окно...

Мэтр Леонид по-моему ближе всех оказался к правильному ответу. Каждая строчка заставляет тормозить и задумываться. Удивляться — как мне это знакомо! Как похоже! Я тоже так порою думаю. А что — весьма приятно!

Спасибо!

 

И — попробовал переработать свой экспромт. Получилось не только переработать, но и добавить...

 

Родная, лезь скорей на крышу.

Враги летят, чу, слышишь, еропланы их гудят?

Несут гнилые огурцы теплицу нам подпортить,

Да мужикам насыпать на халяву у сельпо.

Не мешкай, дура, ставь к трубе зенитку споро, быстро наводи

А я укроп с капустою накрою камуфляжем и спанбондом:

Не ровен час — заметють, будем нам — чуть не сказал пипец — дефолт.

И оч-чень могет быть, что полные кранты по типу Хиросимы.

Не медли, ласка, враг уж над избою.

Трубка — восемь, упреждение — корпус, снаряд протри, в казённик и — огонь!

Возьми из шифоньера те, что подороже,

А я в Атак скорей за водкой, вот только дрожки запрягу.

Ты знаешь, я и сам бы в строй встал левой грудью на защиту,

Но у меня от страха сразу вдруг метеоризм — кашель, рефлюкс лошадиный, иго-го.

А водка — средство от всего. Я полечусь, но после, я чего боюсь, прицела не увижу

И получу гнилушкой по лицу. И как ты мне тогда вдруг нежно скажешь:

Милый, я тебя люблю?

А может зря я так раскипятился, а может габернатор с девками опять летит гулять?

Так надо было нам на крыше с флагами стоять, а не кричать: «ратуйте, вашу мать!»

Ан нет — вон парашюты падают со свистом,

Десант вовсю пошел, спецназ, омон и даже

В галстуке и с папкой участковый

На нас летит, за стропы дергает, ногами в воздухе сучит.

Уже по кровле в пикселях к нам черти лезут по ендовам,

Не в дымоход ли гости дорогие

ГЛОНАСС вам проложил маршрут?

Тады к дровишкам я,

Подкину пару шашек СИ 4

И глицеринчика, что нитро аккуратно нацежу.

Ну вот. Окурок — затянусь еще разок — щелчком в камин отправлю куда нужно

И будет нам на завтрак вкусное рагу.

А ты отставь пока тащить зенитку.

Тащи-ка лучше ты сковороду.

.....

Кончай смотреть ты телевизор!

И на диван в калошах залезать!

Малахов сам там только сверху и по пояс,

А снизу ноги в узел не его.

 

Леонид Кузнецов

 

 

Н-да. Интересный получился эксперимент. Выдавил меня на чужую поляну. А тут другие корифеи, правила и распорядок дня... Ну да уж если из меня все это выперло-выскочило, то давайте тогда найдем этому какое-никакое применение.

Первым делом надо выкинуть то, что на этой поляне не растет. Сорняки прополоть.

Давайте сравним. Вот к примеру с Гавриловым. Беру его что-нибудь маленькое.

 

Позитивные сигналы на фондовом рынке.

Негативные сигналы на фондовом рынке.

Чуть не попал под автобус.

Старый кот что-то рассказывал мне у изголовья.

Я ему отвечал.

Галки, вороны, воробьи.

Снегири пока не прилетали.

Вот придет рысь и снова станет терзать мою мусорную душу.

И от этого не скроешься, не спрячешься.

Разве что...

Но не будем об этом.© Анатолий Гаврилов

 

Факты. Картинки-образы. Мысли. Когда все вместе, напоминает артхаусное кино. Фрагменты в отдельности — кусочки мозаики. Фрагменты вместе — картина мира.

Каждое предложение у Гаврилова — как логически завершенная глава бесконечного романа. Отдельное живописное полотно. Или яркий стоп-кадр. Ну, то есть просто стоп-кадр. Это он у Гаврилова волшебным каким-то образом получается ярким.

Технически это делается так. Вначале надо зафиксировать этот мир в своей голове, потом разбить фотографию-мыслеобраз, а получившиеся осколки раскидать как можно более замысловато. Стилистика, опробованная великим Андреем Тарковским.

Потом дать читателю.

 

В знаменитый анекдот про Кая и его попытку из букв «Х», «Й», «У» создать слово ВЕЧНОСТЬ вкралась техническая возможность это слово собрать. Гаврилов разбивает начальные буквы так искусно, что из полученных осколков с легкостью собирает слова ЖИЗНЬ, ПРАВДА, СТРАДАНИЕ, СВОБОДА.

Ну, мастер, ясен перец. А мне, чтобы попытка не выглядела самоубийственно пустой, надо собрать хоть что-то.

Будем пробовать.

Займемся всем сразу. И прополкой, и посадкой, и культивацией.

В итоге у меня получилось вот что. Честно говоря, не бог весть, но все же лучше, чем просто наплевать и забыть.

 

ЧЕМОДАН

Февраль. Москва.

Минус один.

Площадь перед метро вчера напоминала результат точечного бомбометания. Сегодня там почти чисто. Подмели, убрали.

Завтра на этом месте построят церковь.

Или что-нибудь другое.

Мне тогда было семнадцать.

Я ехал по Ленинграду в общежитие на проспекте Металлистов и забыл в метро чемодан.

Я просто доехал до нужной станции и вышел из вагона. А чемодан поехал дальше.

Я обнаружил, что я без чемодана, только когда дошел до эскалатора.

Было неожиданно легко и свободно.

Хорошо, что в последнем вагоне.

Хорошо, что в Ленинграде.

Я отыскал вагон с чемоданом минут через тридцать.

Практически сразу.

Он просто съездил до конечной остановки и вернулся.

Большой бледно-рыжий дерматиновый чемодан с вялой ручкой на заклепках.

В Ленинграде уже тогда было глобальное потепление. Минус один.

Был февраль семьдесят пятого года.

Потом мне предлагали там остаться. А я не остался, уехал.

 

Вы скажете, что я просто написал ДРУГУЮ вещь. Да, так. Но посылом, настроением стала та самая импровизация-текстовка, в которую я в течение отведенных заранее тридцати минут набрасывал слова, казавшиеся мне тогда самыми важными.

Они оказались... как бы это помягче... временными, что ли. Не стоящими того, чтобы с ними работать плотно и всерьез, как это виделось в момент их появления на свет.

Вначале даже написал — никчемными. Но нет, пусть полежат. Однажды к ним я присоединю еще несколько, и вот тогда — «из слез, из темноты, из бедного невежества былого» что-нибудь проявится, прояснится, «откроет свои детские секреты».

А может этого никогда не случится. Ну и не жалко. Главное, что настроение пригодилось.

Хочу признаться, что идея устраивать хотя бы раз в неделю подобные тридцатиминутки не кажется мне полностью безнадежной. Подобный тренинг может дать интересный сюжетный ход (вы застопорились при написании крупной формы, к примеру), некий импульс, подсказать особенности строя речи того или иного персонажа, найти нужную стилистику конкретного куска текста.

Работать в эти тридцать минут можно по-разному, но я бы посоветовал попробовать следующий вариант. Вы просто набрасываете версии того, что представляет для вас сложность — без системы и смысла, из подкорки. Выключаете сознание и просто пишете.

А потом просеиваете полученный бред, отбирая зерна. Поверьте, самые крупные именно здесь. Иногда необходимое нам скрывается именно в подсознании — яркая ассоциация, образ, черта характера персонажа...

 

А теперь почитаем то, что написали другие и попробуем поработать с полученными в результате эксперимента результатами. Начнем с Игоря Косаркина.

Как и многие достаточно опытные авторы, Игорь, я предположу, что это так, предпочитает каждую вещь делать сразу набело. Автор прекрасно осознает, что не всегда такое возможно, есть такое понятие как сопротивление материала. И набело — это не значит, что потом эту вещь не надо шлифовать. Но если материал знаком, если настроение соответствующее, если есть творческий потенциал, то спокойно ВЫПИСЫВАТЬ каждую мелочь, выстраивать каждую фразу можно и нужно.

Да, это очень сложно — учесть все нюансы в процессе СОТВОРЕНИЯ текста: отследить все связки, расставить маркеры, не забыть про образность, метафору. Игорь, садясь за клавиатуру, сразу включает в работу себя не только как автора, но одновременно цензора и читателя. Задачка!

Вот и с экспериментальным текстом получается то же. Богатый внутренний мир, немалые знания позволяют Игорю что-то делать легко, как бы играючи. В данном случае мы видим, что метафора не рождалась в процессе изготовления текста, а наоборот, она уже была, где-то лежала в запасниках памяти.

Метафора выстроила стихотворение СРАЗУ, автору понадобилось время только для того, чтобы населить территорию текста всем необходимым. Делает это Игорь, ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО заполняя каждую клеточку литературного пространства. Времени мало? Ничуть! Ему хватило.

 

Очень интересно то, что сделала Рената Юрьева. Отличный рассказ — тонкое, чувственное, завершенное повествование.

Мне вообще показалось, что Ренате иногда нужно себя немного в чем-то ограничивать. Вот ограничила себя временем, не было лишних секунд на пустоту, и ее — пустоты — не стало, мозг сам оставил необходимое и достаточное.

Сюжетно все получилось изящно — завершено, закольцовано. Не было слишком вычурных образов, но слово приобрело оттенок прозрачности, дымки, языкового шарма.

Мы любим родной язык не потому, что отчетливо понимаем собеседника. Как раз далеко не всегда. Когнитивная и коммуникативная функции языка — в литературе далеко не главные. Волшебство возникает после авторской номинации слова, после того, как мы — читатели — покатаем его в себе, ощутим его вкус, точность трактовки, приемлемость...

Мне показалось, что Ренате непременно надо взять на вооружение подобный способ литературной тренировки.

 

Странной только на первый взгляд вышла вещица у Юрия Гончаренко. Конечно, зная, что имеешь дело с поэтом, его «тридцатиминутка» предполагалась более насыщенной, что ли. Но объяснения того что получилось у меня есть.

Его рифмованная безделица в гораздо большей степени доказывает его как поэта. Ну, не случилось того, что я ждал. И хорошо, что не случилось. Душа не плачет по заказу. А пошутить — это пожалуйста. И шутка получилась стройной и поэтически внятной.

 

Стилистическая легкость того, что сделал за свои полчаса Сергей Кардо, лично меня восхищает. Умение работать со словом без натуги, не самому подчиняться словам, а подчинять слова себе — м-м-м, хорошо!

Есть такое понятие — рассказчик. Человек, которого слушаешь, открыв рот. При этом неважно — о чем это он. Важно — как. Они чем-то близки с Ренатой Юрьевой, просто работают в разных весовых категориях. Сергей работает в самой тяжелой — ирония. Это как балансировать на канате. Как там у Высоцкого: «Посмотрите, вот он без страховки идет. Чуть правее наклон — упадет, пропадет! Чуть левее наклон — все равно не спасти...» Это довольно опасное литературное занятие, смелое, но опасное.

Дай ему Бог!

__________________

 

Очень важно, чтобы мы двигались вперед в написании нашей книги, о которой я, кстати, не забываю. В ней белых страниц гораздо больше, чем уже написанных. Нам надо восполнять пробелы. Давайте постепенно этим и займемся.

Предлагаю поговорить о романе.

Это естественно тема не одного занятия. На следующем просто начнем этот долгий, но надеюсь нужный разговор. И для затравки я попрошу каждого просто написать свои несколько страничек или пусть даже несколько строк о том, что конкретно для вас — роман. Скажите о самом главном. Или о том, что важно. Как читатель, как литератор.

До встречи, друзья!

И пусть она будет не менее интересной, чем все предыдущие.

 

Л.К.

 

 

 

 
html counter