Dixi

Архив



На двадцать шестом по счету занятии литературного объединения «Новые писатели» было предложено попытаться встроить свой текст в заданные рамки. То есть были даны начало рассказа и его финал. Попытаться из этого невесть чего сделать полноценный рассказ мы предложили нашим авторам.

Вот наши матрицы, которые мы предложили наполнить содержанием.

 

Теперь — хорошо

Да ладно, кафе как кафе. Кстати, кофе у нас неплохой, можно сказать — хороший. И все другие атрибуты. Вот и охранник Джон в уголке — как полагается. И пара посетителей в наличии. Полный комплект, чтобы умереть со скуки.

Я запустила диск с Кристиной Агилерой и едва успела сделать звук по возможности комфортным, когда в заведение вошел он.

Такой же вылизанный, хотя уже рыхлый. Сколько ему сейчас? Уже наверное сорок или сорок один. Старый.

Он был одет по сезону — легкая весенняя светло-коричневая куртка распахнута, под ней стильная рубашка в тон, брюки тщательно отглажены. Он улыбнулся, ну конечно, у него все хорошо. Проходил мимо и зашел выпить чашечку кофе…

Я отвернулась, начала переставлять напитки в витрине. Больше пятнадцати секунд он никогда не выдерживал, торопыга.

— Девушка, я хотел бы кофе! Девушка! Мне что, до бесконечности здесь ждать?

Я обернулась, улыбнулась легко: «Привет!»

Ты?

. . .

Джон достал из пачки сигарету, показал на выход: «Пойду покурю. Да, послушай, надо бы позвонить. Или пусть еще посидит?»

Я улыбнулась: «Ему хорошо. Пусть посидит».

 

Он сидел за столиком и уже не дышал. Ему и вправду было теперь хорошо.

 

 

НАФТАЛИН

 

В детстве она не любила Достоевского. Он навевал какую-то жуткую необъяснимую тоску, а после его романов ей хотелось утопиться или повеситься, броситься под поезд или пойти на панель.

            А потом она добровольно приехала в Питер и поселилась на улице Коломенской в мансарде старого дома, который наверняка посещал Федор Михайлович.

Почему именно Питер, а не Москва? Это произошло подсознательно. Встала как-то утром, взяла деньги, поехала и купила билет. А уже через неделю вышла из поезда «Нижний Новгород — Санкт-Петербург» на Московском вокзале.

Там ее и поймала за рукав хозяйка мансарды, Мария Степановна. Потом Мария Степановна призналась, что поначалу приняла ее за проститутку, приехавшую на заработки.

Мерзкая старушенция! Но при этом — манеры и вкрадчивый интеллигентный голос. Закрой глаза, и сразу представишь бывшую выпускницу Института благородных девиц. О ней Федор Михайлович точно роман бы написал, будь он нашим современником.

Она почти не торговалась, и уже через полчаса входила в свою мансарду, больше похожую на собачью конуру. Ванной комнаты там никогда не было, дверь в туалет прямо из маленькой тесной кухоньки, куда с трудом втиснулись небольшая газовая плита и облезлый умывальник.

Здравствуй, город Петра и Достоевского, Бориса Гребенщикова и Виктора Цоя! Ей теперь здесь работать и жить, писать свои стихи и песни. И непременно выйти замуж за питерского интеллигента. Ей жутко надоело местное крепко пьющее провинциальное быдло.

. . .

Три дня тому Лемберг нашел ее в Интернете и сходу признался в любви: «Жаль, что так у нас все тогда сложилось. Ты — самая лучшая из тех, кого я знал и знаю».

«Все мужики — вруны, усмехнулась она. — Национальность и место проживания значения не имеют. По крайней мере, для меня».

Уже год как она в разводе. Теперь живет в Москве, подальше от питерской сырости и кудрявых умников. Потребность в Достоевском отпала сама собой.

Нафталин!

 

 
html counter