Сергей БУЛГАКОВ (г. Воронеж)

Ангел

Город спит. Пустое небо. Шелест слышен позади…

Ах, зачем же ты надела с каблуками сапоги?!

Скользко. Тихо и прохладно. Долгий путь, нет сил. Спешишь.

Ужас в сердце, будто рана… Точно знаешь — не сбежишь.

Ветер. Изморось косая. Пальцы, сжатые в кулак.

А вокруг лишь мгла сырая и густой тягучий мрак.

Нет приюта обреченным. Нет спасения живым.

Он догонит уже скоро. Видишь сзади красный дым?

Запах гари. Подворотня. Коридор. Потом другой.

Кто-то тихо дверью хлопнул. Он явился за тобой.

Шаг за шагом. Цокот гулкий. Вверх по лестнице ползёшь…

Воздух спёртый. И не веришь, что на крышу попадёшь.

Здравствуй, небо! Где же звёзды? Что за сила их взяла?

Дрожь коленей. Сухость в горле. Тяжелеет голова.

Помолиться? Не поможет… Веры нет, один обряд.

И душа твоя пополнит скоро падших длинный ряд.

Очень близко! Когти, зубы. Серы едкий аромат.

Сожжены дыханьем губы и по телу льётся яд.

Лишь в отчаянном усилье прыгнуть вниз и всё забыть.

И надеяться, что ангел труп успеет подхватить.

Хохот дикий. Стоны. Вопли.

Вонь от тысяч грязных тел.

Где же ты, мой ангел светлый?!

Неужели… Не успел…

И…

И вновь придешь домой устало,

И стянешь туго сапоги,

И детям улыбнёшься вяло,

И с мужем вы давно враги.

И ужин вместе, как обычно,

И все хотят поесть быстрей,

И жир смывается привычно,

И завтра в гости ждать друзей.

И вечер с голубым экраном,

И чем-то вкусным за щекой,

И набегают килограммы,

И ночью спать тебе одной.

И сборы в школу суетливо,

И снова всюду опоздать,

И на работе терпеливо

И слушать, и опять бежать.

И выходные все в заботах,

И отдых лишь в коротком сне,

И даже умереть охота,

И хоть гори потом в огне.

И никакой совсем надежды,

И только дети, лишь они,

И никогда не быть как прежде,

И счастье где-то там, вдали.

Камень

На кладбище старом багровые листья

Срывались с корявых ветвей.

У серого камня со стёршимся списком

Застыли двенадцать детей.

Наставник юнцов в тёмно-синем мундире

Суровую речь говорит

Об этой заросшей травою могиле:

Их прадедов прах здесь лежит.

Давно отгремели лихие те годы,

В крови захлебнулась страна.

Но вот задымили снова заводы,

Под небо взвились города.

И новый порядок незыблем и прочен,

Врагам не удастся сломать.

Декреты вождей исполняются точно.

Сумеем народ удержать.

А в этой могилке зарыты навечно

Предателей кости и тлен.

Посмели перечить, выпрямить плечи

И дерзко подняться с колен.

Слова прозвучали: «Все плюйте на камень!»

Под карканье стаи ворон,

Брызгами словно встревоженный пламень

На солнце искрился он.

Довольно смеялся наставник, взирая:

Приказ все исполнили враз.

И к выходу дети шли, напевая,

Топтали подошвами грязь.

Но мальчик один позабыл свою скатку —

Вернулся скорее назад.

Нагнулся и обернулся украдкой,

Ища надзирающий взгляд.

Достал из кармана бумажный платочек

И бережно камень протёр;

Тайком принесённый красный цветочек

Зажёгся там вечным огнём.

Конец

Космоса лёд. Бесконечные звезды.

Мчится планета сквозь тысячи лет.

Дети родятся и сбудутся грёзы,

Но неизбежно наступит конец.

Хлопоты мелкие разум заполнили,

Мыслей о вечности нет там уже.

Но я хочу, чтобы люди запомнили —

Все мы слетим на одном вираже.

Войны жестокие, власть, горы золота,

Что потеряет в мгновенье свой блеск:

Всё это пыль средь вселенского холода,

Слишком уж мал человечества век.

Но грянет гром и расколется небо,

Россыпью искр всё усеяв кругом.

И по пустыне из чёрного снега

К смерти покорно толпою пойдём.

Поиск

Холод. Темно. Пустота.

Тускло мерцает свет.

Лампы меняют цвета.

Поиск свозь тысячи лет.

Разум в надежде найти.

Звёзды застыли вокруг.

Только б не сбиться с пути —

Тронут сомнения вдруг.

Встреча, возможно, близка.

Долго блуждали одни.

Щемит на сердце тоска:

Так далеко от Земли.

Скука. Глаза напряглись.

Смена — и в анабиоз.

Тянется медленно жизнь

В капсулах для сладких грёз

Сны и фантазии. Снова

Как всё случится представь.

Разум здесь главное слово.

Тяжкие мысли оставь.

Может, дрожа, предстанешь

Пред ликом творца своего.

Робко на нечто взглянешь,

И не поймёшь ничего.

Поиск. Мечты. Откровенье.

Стоит ли нам рисковать?

Разом, в одно мгновенье,

Всё, что имел — потерять.

Спи, колыбель, спокойно.

Лучше копаться в грязи,

Чем умереть достойно

В конце исканий пути.

Всё завершится. Ракеты.

Сам уничтожишь себя…

Прах убиенной планеты

Мёртво осветит заря.

Поэту

В зловонном и сыром бараке

Сквозь дыры в крыше льётся свет.

И в этом лунном полумраке

На нарах сгорбился поэт.

В его руке — листок тетрадный,

И пальцы держат карандаш,

А губы шевелятся жадно:

За вдохновенье сон отдашь.

Пускай сейчас он не свободен,

И страшны лагерные дни,

Но человеческой породе

Быть в пользу могут и они.

Снаружи тело лижет холод,

Лохмотья треплет сквозняком,

А изнутри кусает голод

И завывает злобным псом.

Как будто он не замечает

Тот ужас, что царит кругом,

И буквы вновь в стихи слагает:

Про Родину, про отчий дом.

В его твореньях — лес дремучий,

И поле синих васильков,

И образ той брюнетки жгучей:

Не угасает к ней любовь.

Есть в строчках смех, да, есть и горе,

И ужас страшной той войны,

Но больше о мечтах, о воле,

О детстве — радости поры.

Наступит утро. Дождь и слякоть.

Путь обречённых до петли.

А он сумел надежно спрятать

Свои последние стихи.

Промчатся годы, стены рухнут.

Не повернётся время вспять.

Костры пожарища потухнут,

Но уцелеет та тетрадь.

Рабы

Мы сами создали систему

В пространстве лже-координат,

Где лишь одна играет тема:

Никто тебе не друг, не брат.

По вытоптанным в камне тропам

Шагают сотни быстрых ног,

И только где-нибудь в окопах

Мы вспоминаем, что есть Бог.

Нам страшно свист хлыста услышать

И вздрогнуть или закричать;

Ведь знаем: дольше в жизни дышит

Тот, кто сумеет промолчать.

И мы вздохнём. Спина чужая

Пускай получит всё за нас.

Намного лучше — не влезая,

Глядеть под ноги — прямо в грязь.

А если кто-нибудь посмеет

Поймать рукой жестокий бич,

Иль отобрать его сумеет,

То всех охватит паралич.

Хозяин может быть доволен:

Не зря подачки раздавал.

И труп восставшего героя

Мы сами выкинем в канал.

И будем мы служить покорно,

Свободу видя лишь во снах.

И, может быть, умрем спокойно,

Так и не сбросив рабский страх.