Дмитрий ДИНЕРО (г. Бобруйск, Республика Беларусь) ВОИН

Стоим. Тишина. Мертвая тишина. А какой ей ещё быть на поле битвы? Только в этот молчаливый момент можно разглядеть на бородатых обветренных лицах глубокие думы. У каждого они свои. Кто-то вспоминает о родном доме, о жене и родителях, о своей земле и скоте. Кто-то осознанно поднимает из глубин свой гнев, чтобы через минуту выплеснуть его на врага. Кто-то в уме уже подсчитывает свой куш, надеется, что награбленного будет побольше, а живых собратьев останется поменьше. Тысячи лиц и тысячи дум. Я просто слушаю в тишине ровный стук своего сердца.

Уж сколько раз стоял я вот так напротив врага, глядя в его свирепое лицо? Это происходило со мной так часто, что уже давно стало обыденностью. Страшно было в первый раз. Возможно из-за страха я и потерял левую руку в первом же бою. Противник замахнулся, а я неудачно поставил блок. Острый горячий от крови и ударов меч прошел поперёк моей руки чуть ниже локтя и точно вдоль щита, немного коснувшись его. В этот же момент сильнейшим ударом меча, что в правой руке, я разрубил врага от шеи до поясницы. Я лишь заметил, что мой маленький круглый щит упал на землю, но у меня не было времени его поднимать — я продолжал сражаться. Через пару минут от усталости и потери крови начало мутнеть сознание. Я упал под камень и стал перевязывать руку. Слава Великому Одину, меня не пришли добивать, потому что мы быстро одержали победу, обратив противника в бегство. Как всё закончилось, я пошел на поиски своей руки в надежде, что лекарь сможет пришить её на место. Я нашел руку. Принес её в лагерь. Вот тогда я и стал посмешищем и персонажем анекдотов среди бойцов. Как оказалось, в отчаянии и помутнении я подобрал не свою руку. Эта была с локтём и для меня очень толстая, даже волосы на ней были рыжие, хотя весь я черный. За моей просьбой пришить хотя бы эту руку последовал еще более громкий и бурный хохот. Рагнар Многорукий — вот какое шутливое прозвище дали мне тогда.

Я не мог носить щит, но оставшуюся часть руки нужно было как-то задействовать. Кузнецы мне сделали большую плоскую секиру с маленькой рукояткой и устройством для крепления руки. Я вставил свой обрубок в слот рукояти и крепко привязал кожаными ремнями по спирали до самого плеча. В момент опасности я прикрывался секирой как щитом, а в секунды атаки рубил неприятеля и мечом и секирой одновременно. Я сражался за двоих. Бесчисленные тучи копий и стрел остановила моя железная рука, не меньше и врагов она сокрушила. Смертоносный танец моих орудий приводил в восторг молодых воинов, а врагов заставлял сверкать пятками. Когда закончились пальцы на всех моих оставшихся конечностях, я перестал считать победы. Десятки разных битв слились в одно длинное сражение всей жизни.

Теперь меня называют Рагнар Многорукий уже не с издёвкой, а с восхищением. Может от того и сердце сейчас бьётся так тихо и ровно. Стою на расстоянии полета копья от таких же как сам безумных вооруженных головорезов. Ни капли тревоги. Просто в тишине поглядываю на задумчивые хмурые лица братьев. Нетерпение в моей душе — я жду клича. Жду момента, когда снова звонко заискрит секира и запоет свою погребальную песню меч, звучно разрубая воздух и тела врагов.

Вот он! Резкий крик! И все бойцы, словно сорвавшись с цепей, бросаются вперёд. Мы бежим без оглядки, каждый со своим боевым рёвом. Я делаю всего несколько шагов, а мое сердце колотится, словно я бежал из самого Асгарда. Что это? Дыхание спокойное, но сердце прерывисто трепыхается как пойманная птица. Я останавливаюсь и смотрю себе на грудь. Кожаная куртка с костяными вставками плавно вздымается при каждом вздохе. Справа и слева чувствую толчки в спину и плечи, но крепко стою на ногах. И тут на меня падает тяжелая черная тревога и не дает ступить шагу вперед. Это мой последний бой. Смерть сегодня заглянет в глаза славному воину Рагнару Многорукому! Я хочу сопротивляться этому! Я не согласен! Откуда у меня это предчувствие? Один, отец мой, зачем ты мне дал чутье волка, зачем я знаю всё наперед? Зачем, зачем? Каждый опытный воин знает, что цена всех славных битв одна — обострение проницательности. Иногда настолько, что чувствую, как стекает пот по лицу врага, что за спиной. А когда молниеносно оборачиваюсь со взмахом меча с разворота, то безошибочно рублю этого противника прямо в шею. Можно сражаться даже с закрытыми глазами, что я иногда и делаю в особо упоительные моменты битвы. Это восхитительное чувство — знать, что несокрушим. Но сейчас всё наоборот — я являюсь никчёмной жертвой. Почему мне дано это знать? Почему я хочу бежать назад? Нужно возвращаться, я не могу допустить своей гибели! Что бы не говорили предания и жрецы, я сам буду вершить свою судьбу! Я забираю это право у Богов!

Оборачиваюсь и тяжелыми смелыми шагами иду назад, расталкивая бойцов, бегущих в атаку. Я уклоняюсь от их ударов, и парочку своих собратьев приходится даже убить, защищаясь. Они верно поступают — дезертирам жить не положено. Я сам за все эти годы войн перерезал не одну дюжину особо трусливых юнцов. Подхожу к самому тылу. Рядом с лучниками на возвышенности стоит Бенгейр и пристально смотрит на меня. Я знаю, что он сейчас сделает. Но попытаюсь противостоять. Бенгейр — матёрый воин, намного старше меня. Он в почёте у всех солдат — его особое умение бросать копья с обеих рук одновременно сделало его знаменитым убийцей. Он не спешит — знает, что просто так меня не взять, ждет подходящий момент. В своих мыслях я умоляю его пощадить меня и дать уйти. Я могу уничтожить еще толпы врагов, захватить и разграбить много фортов, крепостей, городов! Но не сегодня! Пожалуйста, дай мне пройти, Бенгейр!

Я проклинаю себя за свои мысли. Я сам снесу голову любому за такую трусость! Да, пусть я трус и пусть меня ждет позор, но дайте мне пройти и всё объяснить! Бенгейр словно слышит мои мысли. Он отворачивается от меня и поднимает руки с копьями. Молниеносным движением правой руки он бросает копье в толпу и высматривает очередную жертву. Я вздыхаю с облегчением.

Тут же тупая боль охватывает правую часть туловища. Копье пробивает мне грудь с правой стороны чуть ниже ключицы и на три четверти проходит сквозь меня. Ах ты, Бенгейр, хитрый старый лис! Усыпил мою бдительность, заставил поверить, что отпускаешь меня, а сам метнул в меня копьё, не глядя даже в мою сторону. Мастер!

Пошатываюсь, на согнутых коленях отступаю на два шага, тело неуправляемо наклоняется назад. Копьё сзади острием упёрается в землю, и я, падая на спину, сползаю по рукояти вниз. Мои ребра и мясо выворачивает наружу железными крыльями огромного острия.

Очень знакомая боль и в очень знакомом месте. Да, вспомнил. Мне было девятнадцать. Я с отцом возделывал землю для посева. Тогда пришли Норги и забрали всю живность, чтобы кормить своё войско. В упряжь стал я, так как был старшим из братьев, а отец управлял плугом. Узда страшно давила на плечо и причиняла тупую глубокую боль всей правой части туловища в районе груди. Я тогда глушил свои мучения мыслями о лучшем будущем. Я молил богов, чтобы они послали нам хороший урожай в этом году, потому что осенью я хотел объявить отцу о прекрасной девушке Сольвейг и попросить у него благословения. Я представлял, как мы с братьями следующей весной берем новые острые топоры, отправляемся в лес, приносим брёвна и ставим для моей молодой семьи красивый просторный дом. Но скоро опять пришли Люди с Севера, и сказали, что им нужны воины. Дело это добровольное. Риск не вернуться велик, зато можно разбогатеть за год-два, возвратиться на родину и жить безбедно несколько поколений. Я ушел с ними той же осенью, не сказав ничего отцу. Я попросил прекрасную Сольвейг ждать меня один год. А сам вернулся через три и без руки. Оказалось, мой младший брат стал мужем моей избранницы. Они даже жили в доме, который я себе представлял. Я подстроил смерть брата и вскоре стал жить с Сольвейг сам. Такая жизнь ей казалась тюрьмой, затем она смирилась. Но позже уже я чувствовал себя в заточении. Мы родили девочку, назвали Рунгерд. Завели скот и засеяли поле. Всё хорошо: семья, дом, земля. Но хорошо для земледельца, а не для воина. Норги оказались правы — можно жить, не считая денег. Но и в другом они не обманули — мало шансов вернуться, даже если остался жив. Спокойная жизнь не примет воина, который видел смерть во всех её обличиях. Дух войны будет звать убийцу вечером перед сном и рано утром перед рассветом, будет манить своими костлявыми пальцами и уговаривать вернуться для того, чтобы вновь отведать теплой желанной крови врага. Это случилось со мной. И я ушел на Север, чтобы снова присоединиться к войску. На сей раз навсегда. С тех пор я побывал везде от Винной Земли до Пустошей Грязных Людей. И везде я проливал столько крови, что ее вместо вина хватило бы всем Богам Асгарда на всю их вечность до самого Рагнарока.

Сегодня Норги терпят поражение. Буду неимоверно рад, если их всех перережут, как свиней. Я лежу на окровавленной земле и чувствую спиной приближение врага. Всё. Сейчас я отправлюсь в гости к Всемогущему Одину. Удар меча в живот, второй в шею и еще раз в живот. Уже не больно. Ощущение, словно кошка, когда ее гладишь, в экстазе нежно царапает кожу.

Правдивые Скальды в своих самых смелых стихах не правы. Воину не хочется вспоминать перед смертью жену, потому что не его это жена, а брата. Не хочется вспоминать детей, потому что даже не успел узнать, что такое дети. Не хочется вспоминать отца, потому что больно смотреть ему в глаза. Не хочется вспоминать брата, потому что слепая страсть оказалась сильней семейной любви и справедливости. Не хочется вспоминать дом, потому что его дом — это кровавое поле битвы и враждебное бушующее море.

Воину приятно сейчас от мыслей о свежем пиве, а лучше о бражке покрепче, которой упиваешься до потери чувств, а наутро усы и борода приятно пахнут ягодами и мёдом. Приятно от мыслей об огромной ароматной ляжке вепря, жареного на вертеле. Обугленная корочка хрустит, а жир стекает по руке после каждого укуса. И особо приятно думать о прекрасной словно Богиня Фрея размалеванной девке с пышной грудью да задницей побольше. С ней всю ночь вытворяешь такое, что дома не позволяешь даже вслух произносить. Причём, совершенно искренне не приемлешь это с женой, а в жарких объятьях проститутки нет ничего желаннее этих извращений.

Я уже давно ничего не чувствую, но уговариваю своё тело подчиниться мне в последний раз и открыть залитые кровью глаза. Осталось убедиться в одном. Боковым зрением мутно вижу — меч в руке. Я спокоен. Я не выронил его, значит Старик Один примет меня в свой небесный легион.

Вот уже Валькирия Гель громогласно мчится ко мне на своей черной крылатой кобылице, в синем небе за ней остается темный шлейф как от кометы. Она склоняется надо мной, дышит в лицо. Своими тонкими мягкими пальцами сжимает мою шею и резко вырывает из тела. И свобода! Да такая, что можно даже не дышать! Она доставит меня прямо в Вальхаллу — Палац Павших Воинов, что в небесном Асгарде.

Великий Один, встречай своего славного воина — Рагнара Многорукого!