Георгий ПАНКРАТОВ (г. Москва) ФИНАЛ

Сейчас трудно поверить, но были времена, когда в воздухе еще не пахло войной. Украинскую трагедию ничто не предвещало, да и в России все было спокойно. «Фейсбук» уже существовал, но еще не стал оружием массового поражения. Люди спешили домой вечерами и строили свое счастье. В те светлые дни я мечтал стать журналистом. У меня еще не было опыта работы в московских редакциях — да что там говорить, у меня и публикаций-то не было, я был наивен: любил, боготворил журналистику — что ж, глупость свойственна людям, особенно молодым. Кто знал, чем станет этот дивный мир, в который я там рвался, к которому делал первые шаги.

Я работал на маленькую газетку одного из петербургских районов, в итоге выпустившую несколько номеров, которые роздали в торговом центре у метро. Задания были соответствующими — побывать на празднике для пенсионеров в районном парке, сходить на конкурс любительских короткометражек, поговорить с человеком, высадившим клумбу возле подъезда. Перед самой сдачей номера меня попросили написать о финале футбольного турнира среди школьников. Событие казалось настолько ничтожным, что результат его можно было узнать по телефону или вовсе придумать — никто бы не стал проверять. Добавить пару соответствующих событию штампов — и заметка готова. Но я, ослепленный сиянием будущей карьеры, которая несомненно сложится, стоит лишь подходить к своему делу профессионально, потратил последние деньги на билет и отправился в поселок Лисий Нос в городской черте, где ожидался матч. Словно готовился делать репортаж, которого ждет вся страна.

Стояла прекрасная и не такая редкая для Петербурга, как выдумывают некоторые, погода, хотелось жить — все было буднично, но солнечно и празднично, все было в радость. Вот массивное здание школы, которое бы смотрелось более органично в центре старого Ленинграда, чем здесь, по соседству с ветхими, но аккуратными домишками и берущими их в окружение коттеджами нового мидл-класса. А вот, рядом, и футбольное поле — размером с половину стандартного, с трибуной в несколько рядов, настоящей сеткой на воротах и даже ограждением, чтобы мяч не вылетал.

До матча оставалась пара часов, и я отправился к школе, чтобы найти кого-нибудь из устроителей турнира. Мне представлялось, что в финале должен быть кубок, должны присутствовать какие-то более-менее официальные лица, собиравшиеся его вручить. В здание школы я вошел беспрепятственно; побродив немного, отыскал спортивный зал и, постучавшись, заглянул в маленькую каморку учителя физкультуры. Приготовился было представиться, назвать свое издание и сообщить о цели визита, как учитель, парень лет тридцати в спортивном костюме, резко вскочив с места, заорал, даже не пытаясь меня выслушать:

— А ну пошел вон отсюда!

Я настолько опешил от неожиданности, что не мог ни сам двинуться с места, ни двинуть языком, чтобы что-то сказать. Перед моим носом захлопнулась дверь, и некоторое время за ней еще продолжалась ругань. Наконец я развернулся и направился прямиком к директору школы. Идти долго не пришлось: она уже ждала меня почему-то на выходе из спортзала.

— Понимаете, я из газеты… Приехал на матч.

— Уходите, — сказала директор спокойно, но твердо. — Вам здесь делать нечего.

— Но почему?

— Сами знаете. Вы нас уже достали.

— Я? Но ведь я только приехал!

— Вот и уезжайте. Где выход знаете?

Спорить было бесполезно. Я вышел на крыльцо, прошелся по небольшой аллее школьного двора и обернулся. Директор внимательно следила за тем, чтобы я ушел.

— Прогнали? — я вздрогнул от неожиданного вопроса и увидел возле себя симпатичную девушку. Она смотрела красивыми как у Мальвины глазами. Рядом стоял парень с камерой, он поглядывал на меня неодобрительно.

— Коллеги? — спросила красавица. — Вы с какого канала?

— Да я не с канала… Из газеты я местной. Пришел вот написать, — я кивнул в сторону поля, на котором собирались мальчишки. — О футболе.

— Ну да… о футболе, — она улыбнулась «понимающе»: мол, я тоже в теме, знаю, о каком ты футболе собрался писать.

Я тоже улыбнулся, но совершенно непонимающе — скорее ее красоте и «мальвиньим» глазам. Подумал: «Что же здесь происходит?» По пыльной поселковой дороге прошагал в сторону поля, в задумчивости уставился на него, не понимая, где кубок, где официальные лица. До начала игры оставались считаные минуты. Два парнишки, на вид пятиклассники, возились тут же возле велосипедов, прислоненных к дереву: у кого-то что-то заклинило, и они с озадаченным видом пытались чинить.

— Это все из-за того мальчика, которого изнасиловали, — донеслось до меня. — Журналисты понаехали. Как дебилы.

Я прислушался.

— А ты знал его?

— Нет, он в другом классе учился. Дядьку того ищут, менты постоянно в школу: туда-сюда. А он же не со школы, случайный какой-то, то ли родителей знакомый… Чего они знают там?

Пятиклассники заметили мое присутствие и начали подозрительно поглядывать. «Уж не примеряют ли на меня роль насильника?» — поморщившись, подумал я. Вырисовывалась интересная и грязная журналистская история, рождалась новая тема — совершенно не та, за которой меня послали, но — кто бы стал спорить? — животрепещущая, злободневная, социальная. Что и говорить, любит наш народ леденящие душу истории, а как любит эти истории, народ порочащие, наша интеллигенция! Низовая Россия, дикая варварская страна — такие материалы везде и всюду шли на «ура». Разве обидятся на меня в газете, если я вместо матча привезу им другую тему? Конечно, нет! А обидятся в этой — так не обидятся в десятках других. И не обидят, что главное. Поговори с этими пятиклассниками, опиши бешеные глаза физрука (а лучше сними их на телефон), доведи до истерики директрису, прикопайся к ментам — и даже расследовать ничего не надо, и так получится живой скандальный репортаж. А если еще и удастся что-то выяснить…

К тому моменту я бывал в редакциях таблоидов, где мне говорили: «Заметка должна быть такой, чтобы любой бомж перед тем, как подтереть ею задницу, захотел бы сначала прочесть». Туда брали людей без опыта, с улицы. Можно было подсуетиться, позвонить, любая редакция приняла бы — ведь именно это и есть журналистское везение, когда ты оказываешься случайно в нужном месте. Да, телевизионщики тоже пронюхали об этой истории, но ведь они уедут ни с чем, а ты… Мечты о славе вспыхнули — да, они у меня тоже были — но ненадолго. Я плюнул и решил, что отправлюсь к школе.

— Они не будут с тобой разговаривать, — сказала девушка с глазами Мальвины.

— Будут, — твердо ответил я.

Поймав директора в одном из школьных коридоров, я затараторил, не давая ей слова:

— Понимаете… Да, я слышал про мальчика — вот только что узнал — но приехал-то я сюда не за этим. У нас газета, мы пишем о районных событиях. Сегодня финал…

Она смотрела на меня с большим подозрением.

— А почитать-то вашу газету можно?

— Вот выйдет — почитаете. А пока вы можете позвонить в редакцию, вам подтвердят, что я там работаю. Наша газета совсем не желтая, она рассказывает жителям района о них самих. Выходит недавно, правда, не все знают. Поверьте, нам ни к чему эти гадости. Мы же не… — и я махнул рукой в ту сторону, где предположительно стояла «Мальвина» с оператором.

— Ну ладно, — сказала директор. — Идите на поле. А вот, кстати, и тренер.

Она отвела учителя физкультуры в сторону, должно быть объясняя ему ситуацию, а тот неодобрительно косился на меня. Наконец подошел, представился.

— А вы тренер чьей команды? — спросил я.

— А и тех, и тех, — прищурившись, он все разглядывал меня, оценивая, можно ли мне доверять.

— Я из Ольгино, — продолжил он. — Соседний поселок. Преподаю там физкультуру.

— А эти? — я указал на ребят, пинающих мяч в ожидании игры.

— Кто-то к нам заниматься ездит, кто-то сам. Да и я здесь часто бываю. А у них физрука совсем нет.

Мы прошли мимо удивленных телевизионщиков: оператор с досады плюнул и направился к машине, делать им здесь было нечего.

— Ну вот они, красавцы! — мальчишки строились на поле; на трибунах сидело несколько местных подростков, щелкавших семечки. — Мне только во время игры неудобно, давай поговорим потом. А ты походи, поснимай пока.

— А где же кубок? Кто поздравлять будет?

— Да какой кубок? — рассмеялся, наверное, так искренне, как только умел.

От той игры осталась пара неплохих кадров, которые я и сейчас порой просматриваю. Таких страсти, самоотдачи, упоения игрой я не видел ни на одном чемпионате мира. Счет оказался разгромным — команда из соседнего Ольгино была явно лучше подготовлена. Но не расстроился никто. Тренер подбадривал игроков во время замен, давал советы — куда бежать, как бить, находил слова поддержки для каждого. Мальчишки ловили каждое его слово. Простой человек в спортивном костюме, ничем не примечательный — он был для них авторитетом, примером для подражания, Мастером.

Я не планировал брать интервью — под заметку отводилась пара абзацев, клочок, освободившийся из-за плохой работы менеджеров по рекламе. Но нам было по пути: после игры мы оба шли на станцию, и физрук загорелся — какой-никакой, а все-таки журналист.

— У нас таких турниров тут каждый месяц по нескольку штук, — разоткровенничался он. — И все на энтузиазме. Только с энтузиастами сейчас как-то не очень, — он криво усмехнулся. — Большой Питер под боком, кто ж будет в Ольгино детей тренировать.

— А многих прошли-то?

— Чего? — не понял он.

— Ну так финал же… Многих соперников отделали?

— А, — отмахнулся он. — Финал! Финал, потому что всего две команды.

Я испытывал все больший интерес к этому странному, но симпатичному человеку.

— Детишкам ведь приятно, что финал. Важный матч! Настрой как на последний.

Между делом, буднично, физрук признался, что сидел.

— С кем не бывает, — добавил он.

— А за что? — поинтересовался я.

— Так, было дело, — ответил он.

Мы шли по узким тропам между деревьев, два человека в кепках, а впереди шла его команда, живо обсуждая матч и временами приглашая тренера к обсуждению. Тот отвлекался от «интервью», разбирал моменты.

— Ты единалишь[1], — говорил он одному мальчику. — Отдавал бы, больше б моментов острых было. У тебя удар во, но бегаешь медленно. С дыхалкой проблемы? Ну вот. На воротах стоял отлично, только вернешься, еще пару приемов покажу… Секретных, конечно, каких же еще. Все отвернутся, да, ребят?

— А потом вот бизнесом занялся… — вернулся он в разговор. — Мячи купил, никто ж ничего не спонсирует.

Немного помолчали, я не знал, что сказать.

— Оно понятно, что никто из них спортсменами не станет. В профессиональный футбол нужно идти раньше… да и тренеры там нужны другие. Я ж не футболист никакой. И сам-то толком не играл.

Мы зашли в магазин при станции, тренер купил ребятам попить и какой-то простой еды. А потом сели в автобус. Дети шумели, за окном проносились бесконечные сосны — еще двадцать минут такого зрелища, и я окажусь в Большом Петербурге.

— Слушай, дай позвонить, — сказал тренер. — А то на моем денег нет че-то. Родители просили сообщить, когда поедем. Волнуются.

Я машинально протянул телефон, и тренер принялся набирать чей-то номер. А я думал в этот момент, что понял для себя что-то важное. Ведь раньше и не задавался вопросом, зачем иду в журналистику — просто хотел и все, как капризный мальчик. Меня привлекала она сама. А теперь знал: я иду не для того, чтобы писать про изнасилованных детей. Я иду писать про таких физруков — о каких никто и никогда не напишет. И пусть никто не узнает моего имени, потому что им не будет подписано «сенсационное разоблачение», «копание в грязном белье», «репортаж из ада» и прочие «вкусные тексты». Но и моей заметкой бомж не подотрет задницу. Пускай смотрит по телевизору сюжеты улыбчивой «Мальвины». И обходится без бумаги.

— Слушай, — сказал физрук, возвращая телефон. — А ты приезжай к нам еще… Мы тут, помимо футбола…

— Знаете, — сказал я ему прямо. — Из того, о чем мы сегодня говорили, не будет опубликовано ни строчки. Мне нужен счет матча. И фамилия лучшего игрока. Такое редакционное задание. Но мне было очень интересно, правда.

— Да это понятно, — кивнул он и надолго уставился в окно, почему-то повторив несколько раз. — Но все равно, но все равно…

Прошли годы, прежде чем я понял, что такой журналистики, которую я тогда выбрал, нет. Но есть писательство как последнее прибежище человека, который чувствует, что он что-то в жизни недопонял, и даже время, когда еще можно было понять, что именно упустил. А мальчики, должно быть, выросли, и кто-то, чем черт не шутит, продолжает играть в футбол, собираясь на том же поле, кто-то забыл о нем и занялся «большими делами», а кто-то, может, уже сам начал тренировать мальчишек. А кто-то, может быть, и сел.

С кем не бывает.